История европейской культуры. Римская империя, христианство и варвары

Восточные аскеты в целом оказали большое влияние на аскетизм западный. В северной Галлии, в городе Трире (Augusta Treverorum) в 335 г. распространителем идей монашества был высланный императором Афанасий Великий. Последний, как и другие выходцы с Востока действовал и в Риме. Кроме того, многие западные христиане — Руфин, бл. Иероним, обе Мелании, Павла с дочерью — совершали поездки на Восток. Иные там и оставались, другие возвращались представителями, насадителями и апологетами восточного аскетизма. Но как раз на Западе и пришлось аскетизму отстаивать себя перед лицом энергичных своих противников.

Вплоть до Константина Великого христианство запрещалось, порою даже преследовалось. Часто сам народ требовал: «Christianos ad leones» и, не дожидаясь правительственных декретов, устраивал подлинные христианские «погромы». Но все это объединяло христиан в подлинное братство, основанное на любви и героической этике. Когда христианство стало официальной религией, креститься начали люди не слишком нравственные и неглубоко верующие. Мучеников уже не было. Преобладала мораль не мученика, а простого, среднего человека, особенно на Западе, где, как сказано (§ 28), вплоть до IV века христиане были в меньшинстве. Кроме того, будучи людьми практической деятельности и трезвого ума, западные люди с недоверием взирали на коверкающих людскую жизнь аскетов. Еще хуже было то, что крестившись большая часть общества лишь изменяла имя, а жила по старинке, как совершенные язычники. Поскольку те же самые люди, те же самые знатные особы, шли теперь в священники и, разбираясь в политике лучше, чем святые, но простые люди, занимались делами Церкви, то и мораль духовенства сильно пала, особенно в больших городах — Александрии, Риме и др.

Папа Дамас (366–384) уговаривал креститься префекта Рима Претекстата. «Охотно», ответил Претекстат, «если только сделаешь меня римским епископом». «Ибо, — пишет Аммиан Марцеллин, — попав на это место, можешь преспокойно тешиться богатством, пополняемым щедрыми матронами. Разъезжай себе в великолепной карете, рядись в самые дорогие одежды, устраивай пиры, превосходящие пиры императорские». По мнению Марцеллина, лучше брать за образец провинциальных епископов. Иероним тогда же описывал жизнь римских священников. — Больше всего они пекутся об одежде: благоуханно ли платье, мягка ли обувь, удобна ли на ноге. Ступают осторожно, чтобы не промочить подошвы. Волосы в завитках, руки — в сияющих перстнях. Вот один такой. — Встает с солнцем и требует список визитов на весь день, чтобы не разъезжать впустую. Ранним утром, когда еще не время для визитов, посещает своих знакомых, особенно… знакомиц, забираясь чуть не в спальню. Всюду он тут как тут; все разнюхивает, — бесстыдный сплетник. Завидев подушечку, красивый платочек или другую какую красивую вещицу, тотчас принимается расхваливать и расхваливает до тех пор, пока не получит в подарок. А не подарить невозможно: все боятся этого городского курьера. Только уличная шпана, завидев его выезд с рысаками, отваживается прокричать: «пипизо!» или «геранопепа!»[11].

Все это общество служило косвенным доказательством необходимости аскетизма, хотя, разумеется, не выносило аскетов. Однако Аммиан и Иероним впадают в риторические преувеличения: это не было все христианское общество, и не здесь скрывались наиболее опасные враги аскетизма. С недоверием взирали на аскетизм простые люди, каковых было большинство. Разве не еретики эти аскеты? — Подобно гностикам и манихеям не едят мяса, гнушаются людской жизни. В Испании аскеты были строго порицаемы мирянами и священниками и даже осуждены церковными соборами. Одного из них, любителя апокрифов, Присциллиана обвиняли в манихействе; в конце концов, его приговорили к смертной казни. Эта борьба с Присциллианом повредила испанским и галльским монахам и самому св. Мартину Турскому. Тогда же (382–385) в Риме забрасывали камнями бл. Иеронима, а «новый Герострат» Гельвидий взялся оспаривать девство Пресвятой Девы, желая уничтожить важный аргумент сторонников монашества. Другой их противник Иовиниан советовал христианам не уподобляться жрецам Кибелы и Изиды. «Если все уйдут в пустыню, — вопрошает галльский пресвитер Вигиланций, — кто будет заботиться о церквах? Кто станет обращать простых людей? Кто станет призывать грешников к добродетели?»

Вскоре, однако, аскеты одержали победу. — В то время как Амвросий, Иероним, Руфин и другие словом, пером и делом отстаивали аскетизм, монастыри росли в Италии (в Кремоне, Болонье — Bologna, Равенне, Павии, Неаполе, Кампании), Сицилии, Галлии, Ирландии, Шотландии, Британии. Св. Амвросий основал женский монастырь в Медиолане, а епископ Верчелльский Евсевий и, позднее, епископ Гиппонский св. Августин — священнические монастыри. Вскоре в южной Италии обосновались греки василиане. И в целом возобладал восточный тип аскетизма. Аскеты уходили в леса и в горы, основывали монастыри по побережьям Далмации и на необитаемых морских островах.

Возгоревшись примером восточных аскетов, сын магната св. Гонорат обратился к аскезе и поселился на небольшом острове неподалеку от Массилии (Marseille). По прошествии нескольких лет он со своими учениками переселился на островок Лерин (теперь St. Honorat) и на другие островки (Леро — St. Marguerite и иные) напротив Канн (400–410 гг.). Здесь было множество анахоретов, и на самом острове Лерин — большая «лавра», ставшая центром аскетизма в южной Галлии: и не только аскетизма, но и христианской культуры. Ведь возделывавшие землю и превращавшие лесистые и болотистые острова в сад Божий монахи Св. Гонората изучали теологию, отчасти — даже мировую литературу. Из их среды вышли многие галльские епископы.

Еще раньше, около 360 г., в Poitiers [Пуатье], где епископом был св. Гиларий, прибыл известный уже аскет св. Мартин. Сын военного и сам в прошлом солдат, Мартин был родом из северной Галлии. Оставив военную службу, он жил в Медиолане; но когда там усилились ариане, бежал на остров Галлинарию (Isola d’Albenga), неподалеку от Генуи, где, слушая одного пресвитера, «мужа великой добродетели», решил посвятить себя Христу. В конце концов, получив от Гилария небольшой кусок земли, св. Мартин построил монастырь — Monasterium Locociagense (Liguge). Правда, когда новый аскет прославился по всей округе, жители Тура избрали Мартина своим епископом. Но и это не заставило святого отказаться от аскетического служения Богу. Порицаемый многими епископами за свое «презренное лицо, за грязную одежду и неподстриженные волосы», он до самой смерти без устали насаждал монашество. Особенно прославился его «великий монастырь» — Majus Monasterium (Marmoutier), на берегу Луары. Здесь в пещерах или деревянных хижинах жили около 80 отшельников. Все трудились; младшие под руководством старших переписывали Св. Писание и изучали богословие, в особенности греческое. Все монастыри св. Мартина — подобие греческих лавр. С ростом числа монахов Мартина, — 2000 их сопровождали к могиле его тело, — на Западе усиливались тенденции восточного христианства. Сульпиций Север написал житие св. Мартина, и южная Галлия скоро стала почитать турского епископа своим патроном. Монахи Мартина проникли в далекую Ирландию. Этим объясняется своеобразный, скорее восточный, нежели западный характер ранней «ирской» Церкви.

В целом, ранний западный аскетизм показывает, каким был аскетизм восточный. Но бесконечно разнообразны были формы жизни аскетов и монахов. Одни придерживались устава св. Пахомия (переведенного на латинский язык бл. Иеронимом); другие — видоизмененного Руфином устава св. Василия [Великого]; третьи сами писали новые уставы или жили в традициях св. Гонората или св. Мартина. Многие женские монастыри жили по «уставу св. Августина», т. е. по систематизированным заповедям Августина монахиням. Св. Цезарий Арльский написал новый устав, пытаясь сочетать заповеди Августина с правилами Пахомия. «Мы видим перед собою, — говорил св. Кассиан, — почти столько же образов жизни, сколько монастырей и келий», ибо зачастую случалось так, что в том же самом монастыре одни жили по уставу Василия, другие — Пахомия, третьи — сами придумывали себе правила жития.

Практичные западные люди хорошо понимали, что разнообразие аскетической жизни весьма неудобно. Необходимо было единообразить организацию и согласовать восточный идеал с западным климатом и обычаями. Первым попытался это сделать бывший монах одного вифлеемского монастыря св. Кассиан (род. ок. 360 г.). В двух своих сочинениях он изложил все, «касающееся внешних обязанностей человека и установления общежительного» и «касающееся жизни внутреннего человека, совершенства сердца, жизни и учения анахоретов». Кассиан высоко почитал восточных отшельников и все же полагал, что исполнять необходимо только то, что возможно в тех или иных землях. Некоторые обычаи восточных отшельников, по его мнению, не послужат поучению мирян, — а, возможно, вызовут только смех. Систематизировавший мысли Кассиана его друг [, епископ Евхерий,] написал новый устав. Но для придания монастырям единообразной организации требовалась единая церковная власть, власть же эта, т. е. папство, в основание реформы положила устав св. Бенедикта, а не Кассиана.

Родившийся около 480 г. в Нурсии (ныне Norcia, около Сполето, в Умбрии), св. Бенедикт получил обычное литературно–риторическое образование. Однако еще в юности он избавился от мирских соблазнов, обратившись к аскетической жизни в горах Абруцци (сначала — в Эффиде, нынешней Альфидене, затем — в пещере на горе Субъяко). На Субъяко построен первый монастырь св. Бенедикта, со временем — еще одиннадцать. Самым знаменитым был Монте Кассино (Cassino), на половине дороги из Рима в Неаполь, на горе Кассино (529 г.), где святой и умер в 543 г.

Составляя свой устав (Regula S. Benedicti), Бенедикт немало позаимствовал из трудов Кассиана, Пахомия и Василия, вовсе не намереваясь при этом отменить прежние уставы. Кратко и ясно изложенный устав св. Бенедикта указывает лишь самое необходимое. Поскольку Бенедикт, как и римляне, был способным организатором, то и устав его вышел наиболее практичным. Не отрицая отшельнической жизни, святой полагал, что героическая борьба отшельника с грехами и бесами не под силу простому человеку. Прежде всего надобно как следует подготовиться, пройти школу простой жизни. Монастырь, послушный правилу и настоятелю, genus monachorum monasteriale militans sub regula vel abbate [род монахов, несущий монастырское служение под уставом или аббатом], — и есть такая школа. — «Стремясь к небесному отечеству, исполни сначала с помощью Христа этот малейший начальный устав. И тогда только при покровительстве Божьем достигнешь ты большего, чем то, что мы изложили выше, — самых вершин добродетелей». Должным образом исполнив «начало обращения» (initium conversations), можно стремиться к совершеннейшей жизни (perfectio сопversationis). Тому подспорьем будут уставы Василия, Кассиана и других святых отцов. Бенедикт заботился в первую очередь не об избранных, а о большинстве людей. — «Ступайте сюда, детки, и слушайте! Поучу вас Бога бояться. Бегите, пока есть еще в вас огонь жизни, чтобы не объял вас мрак смерти!»

Монашеское братство — подлинное христианское семейство; его отец — аббат. Но Бенедикт любит называть его «schola», то есть — избранным воинством Христовым. Быть монахом значит «militare» — «служить»; устав — не что иное, как lex, sub qua militare vis [закон, под которым ты хочешь воевать]. И дисциплина в монастыре была военная; величайшая добродетель монаха — послушание аббату и уставу. Одному всевластному аббату были ведомы цель и форма аскетизма. Лестница Иакова имеет двенадцать ступеней; и степеней монашеской добродетели двенадцать. Монах второй ступени должен был отказаться от своей воли, третьей — быть послушным старшему, пятой — открывать аббату все свои помыслы, восьмой — делать лишь То, что предписывается уставом и примером старших. Отказом от собственной воли монах превращался в истинного воина Христова. С шести до десяти ч[асов] надлежало работать, с десяти до двенадцати — читать. Передохнув немного, вновь работали от трех до шести; после обеда опять читали, а, соснув недолго, братья из общего дормитория шли к ранней службе. В зимнюю пору читали больше. С началом великого поста «все должны взять из библиотеки по кодексу и читать его по порядку и целиком».

Желая воспитать своих монахов в строгости, Бенедикт старался совершенно отделить монастырь от мира. «Следует так устроить монастырь, чтобы в нем было все, — вода, мельница, пекарня, сад, и чтобы были монахи, знающие разные ремесла. Тогда не придется уже монахам околачиваться за пределами монастыря, что весьма неполезно их душе». Поскольку на Западе крепло потребительское хозяйство (§ 12), Бенедикт представлял себе монастырь как большое поместье, могущее существовать независимо от общих экономических процессов. Только думал он не о хозяйстве, но о целях избранного воинства Господня (schola dominici servitii). Без разрешения аббата никто не мог выходить из монастыря, навещать своих родителей, даже писать им писем. Никому, за исключением самого аббата и тех, кому он прикажет, нельзя было говорить с гостями монастыря. А брат «встретив гостя, смиренно приветствовав его и испросив благословения, пусть идет дальше, сказав, что не позволено ему говорить с гостем».