* * *

Три дня продолжался томительный, непривычный путь. К этому времени запасы воды уже подошли к концу. Напрасно вожаки каравана всматривались в даль. Нигде не видно было никакого признака источника, ручья или колодца. Наконец набрели на водоем, который местные бедуины называли Меррой (т. е. горечью). Вода в нем действительно была непригодна для питья. Для истомленных путников это было уже слишком. С упреками окружили они Моисея: «Что нам пить?» Но опытного вождя, прекрасно знавшего пустыню, трудно было удивить горьким источником. Он указал людям растение, которое, будучи опущенным в воду, отбивает у нее неприятный вкус, и путники могли утолить свою жажду [407].

Этот случай вновь поднял авторитет Моисея, пошатнувшийся было под влиянием первых впечатлений от ужасов пустыни.

Вообще все дальнейшее путешествие Израиля среди безводных долин и гор состояло из страхов и неожиданных радостей. Им казалось, что они попали в какую-то волшебную страну, где на каждом шагу их ждут чудеса. Однажды, проснувшись утром, голодные путники увидели, что земля, как инеем, покрыта мелкой крупой. Удивлению их не было границ, а когда Моисей, знавший, что бедуины употребляют эту крупу в пищу, объяснил, что ее можно есть, изумление превратилось в ликование. Поистине Ягве посылает с неба пищу своему народу. Они называли эти мелкие съедобные зернышки «даром небесным» — манной [408]. В другой раз тучи перелетных перепелов пронеслись над станом Израиля и опустились близ него. Охота на птиц, ослабевших после долгого пути, не представляла труда, и изумленные неожиданной Удачей израильтяне вновь и вновь повторяли слова: «Ягве хранит людей своих» [409].

Один эпизод навсегда врезался в память народа. На границе пустыни Син, у предгорий Хоривского хребта, караван вступил в оголенную местность и долгое время продолжал путь, не встречая ни колодца, ни ручья. Путников мучила жажда, уныние охватило всех. Ропот недовольства против вождя, приведшего их в такую дикую местность, перешел в открытое возмущение. Они почти ненавидели своего избавителя. Годы мук и унижений в Египте уже не казались им такими ужасными; пустыня была куда страшнее строительных площадок, а голод и жажда беспощадней египетских надсмотрщиков. «Зачем ты вывел нас из Мицраима? Уморить жаждою нас, и детей наших, и стада наши?» — кричали все. Было мгновение, когда в голову Моисея чуть было не полетели камни. Это был критический момент: власть над взбунтовавшейся толпой ускользала из рук вождя…

В эту трудную минуту Бог вновь пришел на помощь своему избраннику. Моисей приказал долбить известковую скалу шестами, и, когда после долгих усилий образовалась впадина, он сильно ударил своим посохом, и в образовавшееся отверстие хлынула ключевая вода. Раздались радостные восклицания. Путники были спасены [410].

Все эти на первый взгляд незначительные события играли колоссальную роль для Сынов Израиля, непрерывно колебавшихся между страхом и надеждой.

Какова же была конечная цель Моисея? Почему он уводил свое племя все дальше и дальше на юг, в глубь пустыни? Ответ на этот вопрос может быть только один. Он решил дойти до тех самых мест, в которых он пас стада во время бегства, где прозвучал для него голос Божий. Он хотел там, у святой горы, вдохнуть в Израиль новый дух, вдохнуть веру, энергию, смелость. Он хотел привести к подножию Синая своих соплеменников, как бы говоря: «Боже! Вот люди, которых Ты призвал меня спасти. Я привел их к Тебе». Он верил, что там, где ему открылся Бог мира, откроется Он и Израилю и, открывшись, окончательно возьмет его под свое могущественное покровительство.

Только для этой цели Моисей, вместо того чтобы свернуть к горе Сеир, заставил евреев пробираться в горную синайскую страну, над которой, как подножие Божества, высились священные утесы Хорива. Только ради этого пришлось израильтянам перенести все тяготы пути по безводным равнинам, где каждая пальмовая роща казалась вестником из другого мира. У одного из таких оазисов произошло первое столкновение евреев с бедуинами. Синайское племя амаликитов выслало свои отряды против Сынов Израиля. Им навстречу из еврейского стана двинулся вооруженный отряд, который возглавил Иошуа-бен-Нун [411]. Моисей же с вершины скалы следил за исходом схватки. Предание гласит, что успех сопутствовал евреям лишь тогда, когда Моисей взывал к Богу с воздетыми руками, и поэтому поддерживаемый с обеих сторон вождь не опускал рук до заката.

После жестокой битвы бедуины были рассеяны, народ воспрянул духом; в нем стало просыпаться чувство собственного достоинства, утраченное в Египте.

Израильтяне были уверены, что сам Ягве сражался вместе с ними, что война за их свободу — Священная Война. Поэтому они называли свои битвы — «битвами Ягве» [412].

Но не только враждебными были встречи в пустыне. В израильском стане побывал мадианитянский шейх Иетро — старый учитель Моисея, который некогда приютил его у себя. Эта встреча принесла большое облегчение вождю: мудрый старик помог ему советами, указав, как удобнее установить порядок и законность среди израильских родов.

Взгляд историка не может проникнуть сквозь густую тьму, окутывающую фигуру тестя Моисея и его взаимоотношения с пророком. Одно только ясно: по крайней мере дважды в поворотные моменты жизни вождя синайский жрец появлялся на его пути и протягивал дружескую руку. И эти встречи становятся решающими для дальнейшей судьбы Моисея [413].