Однако попытки миссионеров говорить от лица древних греков приводили к путанице понятий. У Сивиллы и псевдо-Фокилида мы находим элементы мифологии; да и вообще их доктрина выражала не столько религию Писания, сколько деизм, близкий к теориям Стои. Назрела необходимость услышать подлинный библейский голос, обращенный и к эллинизированным иудеям, и к прозелитам.

И он прозвучал в Книге Премудрости.

Это александрийское произведение, хотя и не вошло в канон, всегда пользовалось у верующие уважением и любовью. Многие строки из «Премудрости» встречаются у Отцов Церкви и в христианском богослужении. Книга эта была поистине достойна стать заключительным аккордом библейской письменности. В ней соединились сила профетизма, мудрость хакамов и лиризм псалмов. Еще никому из иудейских писателей не удавалось так гармонично сочетать Ветхий Завет и эллинство, веру и гуманизм.

Автор «Премудрости» по старому обычаю назвал ее «Соломоновой», чтобы подчеркнуть свою верность традиции [26]. При этом, однако, он не только писал, но и мыслил по-гречески. Его язык, утративший еврейский лаконизм, специалисты признают «почти классическим».

Книга Премудрости — это поэма, которая местами перемежается прозаическими вставками. Создавалась она, по-видимому, долго, где-то между 70 и 50 годами I века до н. э. Автор тщательно продумывал ее конструкцию и форму, чтобы, не отходя от библейского стиля, оставаться эллином по культуре.

К кому обращался автор? Прежде всего к иудеям, усвоившим греческую образованность; но из вступительных слов книги ясно, что он имел в виду и языческую аудиторию. В те дни, когда мир готов был склониться перед цезарями, он обвиняет всех «судей земли» (то есть власть имущих) в гордыне и самообольщении. Они обещают народам мир и спасение, но подлинная правда не может быть найдена без Того, Кто есть высшее Добро и высшая Истина.

«Премудрость» состоит из трех частей. Первую можно назвать апологетической. Она содержит ответ тем, кто, изверившись в справедливости Божией, соблазнился вульгарным эпикурейством. Их главный аргумент стар как мир: если повсюду царствует зло, значит, Творец равнодушен к этому, значит, нет ни высшей правды, ни возмездия. Бог Сам виновен в том, что творится на земле. Возражая скептикам, автор книги соглашается с тем, что мир действительно полон скорби и подчинен закону смерти; но не Сущий причина зла.

Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, Ибо Он создал все для бытия, и все в мире служит спасению… Бог создал человека для нетления и сделал его образом вечного бытия Своего; Но завистью дьявола вошла в мир смерть, и испытывают ее принадлежащие к уделу его. Прем 1, 13-14; 2, 23-24

Человек внял сатане и тем самым подчинился ему. Но даже и после этого Господь не даст людям погибнуть, не оставит их «во власти Преисподней». Те, кто будут следовать воле Божией, победят и обретут бессмертие, которое и предназначено человеку. Пусть нелегок путь добра — велика конечная цель.

«Неправо умствующие» глумятся над праведником и его стойкостью. Больше того, они ненавидят его, желают ему смерти, ибо он служит для них тайным укором. Эти слепцы полагают, что, убив «сына Божия», они докажут тщетность его веры; между тем «души праведных в руке Божией»; Творец «испытал их, как золото, в горниле и принял их как жертву всесовершенную».

В глазах неразумных они считались умершими, и исход их казался гибелью, и отшествие от нас — уничтожением; Но они пребывают в мире, ибо хотя в глазах людей они и терпят бедствия, Но надежда их полна бессмертия. Прем 3, 2-4 Мудрец отбрасывает мысль о том, что человек может жить после смерти лишь в своих потомках. Нет, он сам, его дух пребывает в невечернем свете Господнем. Надеющиеся на Него познают истину, и верные в любви пребудут у Него. Прем 3, 9

Когда эта тайна откроется, насильники и безбожники ужаснутся своей слепоте. Тот, кого они гнали и умертвили, воссияет, как светильник, перед ними. И тогда воскликнут они в изумлении:

Глупцы, мы почитали жизнь его безумием и кончину его бесчестием! Как же он причислен к сынам Божиим, и жребий его — со святыми? Прем 5, 4-5

Примечательно, что в книге ничего не сказано о воскресении из мертвых. Откровение это было еще слишком трудно для греческого уха. Поэт говорит о бессмертии языком Платона и стоиков. Это педагогический прием, обусловленный уровнем читателя. Вспомним хотя бы эпизод с ап. Павлом в Афинах: его слушали лишь до тех пор, пока он не касался «жизни будущего века».