К еретикам, отвергшимся от истины, исказившим Символ веры, он относит тех, кто говорит, что (есть) два Бога (очевидно, маркионитов), или кто в лице Сына хочет узнать Отца (очевидно, савеллиан). Таким еретикам, по выражению Оптата, «чужды церковные таинства» («О расколе донатистов», 1, 5).

Совершенно иначе говорит Оптат о схизматиках–донатистах: «У нас и у вас одно церковное обращение (conversatio), и если спорят между собой человеческие мнения, то не спорят таинства… мы одинаково верим и запечатлены одной печатью, будучи одинаково крещены, слушаем одно Божественное Писание, одинаково молимся одному Богу, молитва Господня одинакова для нас и для вас» (там же, 3, 9). «То общее, что есть у нас и у вас, имеется у вас потому, что вы вышли от нас» (там же, 5, 1).

Отделяет схизматиков от Церкви лишь отсутствие единомыслия. Они схизматики, а не кафолики потому, что «кафоликом делает чистое и истинное разумение, превосходнейшее и истиннейшее таинство (по–видимому, крещение — Л. В.) и единодушие» (1, 11). Хотя, по мнению Оптата, схизматики «не суть в кафолической Церкви» (1, 12), однако их отделение не есть и полное отпадение от нее. «Мы отчасти едино с вами… отчасти, но не полностью, разделены» (3, 9). Сходство между кафоликами и схизматиками велико: «Общество (pars) ваше есть как бы и церковь, но не Церковь Кафолическая» (3,10).

Таким образом, Оптат Милевитский стоит на почве определений Соборов Арльского (314 г.), Никейского (325 г.) и Карфагенского (348 г.). Мы еще не находим у Оптата выяснения вопроса о том, каким образом истинное крещение и рукоположение могут существовать в схизматическом обществе. Однако некоторые выражения Оптата дают, кажется, возможность сделать следующее предположение о его взглядах на данный предмет. Оптат говорит, что еретикам «чужды церковные таинства». Отсюда напрашивается вывод, что схизматикам, которые крещены одинаково (3, 9) с кафоликами, церковные таинства не чужды.

Но если у схизматиков продолжают существовать истинные церковные таинства, то это значит, что область Церкви — в какой‑то степени — распространяется и на схизматические общества. Это подтверждается и теми выражениями Оптата, в которых он излагает убеждение в том, что схизматики отделились от Церкви «не полностью» (3, 9).

Нетрудно видеть, как далеки мысли Оптата от ригористических утверждений святого Киприана. Однако при всем том Оптат считает необходимым подчеркнуть, что отпадение в схизму является великим и тяжким грехом: «Кто не захотел оставаться с братьями в Церкви, тот, последуя еретикам, вышел вон, как антихрист» (1, 15). В первую очередь Оптат имеет в виду, естественно, основателей схизматических обществ. По отношению к ним как бы остается в полной силе строгое мнение святого Киприана: они следуют примеру еретиков, отсекли себя от церковной жизни, поставили себя лично вне Церкви и, отделившись от матерних недр, лишились основы спасения (выражение святого Киприана) («О единстве Церкви», ч. 2, с. 197), несмотря на сохранение того же Символа веры. Инициаторы схизмы, как «искоренители любви» ставят себя в равное с еретиками положение, и на них не распространяется уже область Церкви, ибо они подобны ветви, сломленной с дерева, и ручью, разобщенному со своим источником.

Я полагаю, что нет надобности подробно останавливаться на рассмотрении известного 1–го правила святого Василия Великого, в котором все инославные общества делятся на три категории: на еретиков, раскольников и самочинников. Подробный анализ его содержится в известной статье Патриарха Сергия «Отношение Церкви Христовой к отделившимся от нее обществам» (см. «ЖМП», 1931, №№ 2, 3 и 4 или «One Church», 1955, №№ 1 и 2). Суть этого правила заключается в следующем: согласно древнему церковному преданию, за действительное принимается крещение, «ни в чем не отступающее от веры». Для правильного суждения о крещении, совершенном в инославном обществе, нужно установить, что это общество собой представляет: ересь, раскол или самочинное сборище. «Еретиками (отцы) назвали совершенно отторгшихся и в самой вере отчуждившихся. Раскольниками — разделившихся в мнениях о некоторых предметах церковных и о вопросах, допускающих уврачевание. Самочинными сборищами — собрания, составляемые непокорными пресвитерами или епископами и ненаученным народом».

При этом «находящиеся в церковных степенях, отступив купно с непокорными, когда покаются, нередко приемлются паки в тот же чин».

В особенности примечательным представляется в этом правиле то, что святой Василий внутри категории «схизматиков» как бы различает две подгруппы: а) отделившихся вследствие особых мнений о некоторых предметах церковных (например, кафаров с их крайне суровой покаянной дисциплиной) и б) отделившихся вследствие особых мнений о вопросах, допускающих уврачевание. Что это за подгруппа, ответить на этот вопрос помогает история того периода (между 364 и 373 гг.), когда святой Василий, будучи главой мелетиан, или младоникейцев, с мудрой осторожностью стремился привлечь на сторону Православия омиусиан и тех, кто склонялся к идеям духоборцев. Известно, что снисходя к немощи омиусиан, он «соглашался иногда давать изложения веры, составленные только из выражений библейских, без слова omooysios». А идя навстречу тем, кто не решался явно исповедать Божество Третьей Ипостаси, он «не доводил своих требований до исповедания Святого Духа Богом и сам воздерживался от публичного проповедания этого учения, хотя в частных сношениях выражался категорическим образом» (В. В. Болотов, т. 4, с. 98).

Мы видим, таким образом, что, по мысли святого Василия, область Церкви может простираться и на схизматиков, притом даже на таких, которые погрешают в вероучительных вопросах. Еще не чужды Церкви те, кто держится некоторых особых мнений по вопросам веры, несколько уклоняющихся от строго православного учения, однако не извращающих коренных догматов Православия. Крещение, совершенное в таких инославных обществах, Церковь обычно признает действительным (если нет каких‑либо отягощающих обстоятельств, заставляющих ее произнести особый приговор, отменяющий обычную практику). При известных же условиях, а именно при наличии в инославном обществе ненарушенного апостольского преемства, признается действительным и совершаемое в нем таинство хиротонии, хотя и в этом случае, при наличии важных причин, Церковь может лишить эти общества такого преимущества, как бы признав его иерархов лишенными сана.

Очень важное значение для дальнейшего формирования взгляда на инославие имеет учение по этому вопросу блаженного Августина (354–430 гг.). Продолжая линию Оптата Милевитского и развивая его мысли дальше, блаженный Августин утверждает, что христиане, не состоящие в общении с Церковью, могут удерживать у себя действительные церковные таинства, хотя они и пользуются ими незакономерно. Таинства эти следует рассматривать как похищенные у Церкви («Против Крескония», 2, 12, 14 — Migne, ser. lat., t. 43, col. 474), но продолжающие оставаться ее собственностью.

Свою действительность вне Церкви сохраняют, по мнению блаженного Августина, все таинства. Так, например, он признавал действительными и крещение и рукоположение, совершаемые донатистами. «Таинства, где бы они ни были, остаются таинствами» («Против послания Пармениана», 2, 13, 28 — Migne, s. 1., t. 43, col. 70) и святы сами по себе («О крещении», 4, 10, 16; 5, 4, 4 — Migne, s. 1., t. 43, col. 164, 179).

Однако признание действительности таинств, удерживаемых в отделившихся от Церкви обществах, отнюдь не означает, что они всегда и везде приносят пользу тем, кто их имеет. «Мы, — говорит блаженный Августин, — интересуемся не тем, где таинства находятся, а тем, идут ли они на пользу» (Послание 87–е, 9 — Migne, t. 33, col. 301). «Одно дело не иметь (таинств), другое — иметь на погибель, и иное — иметь на пользу» («Против послания Пармениана», 2, 13, 28 — Migne, s. 1., t. 43, col. 71).

Обычно считают, что признавая действительность схизматических таинств, блаженный Августин якобы полностью и безусловно отрицает их спасительное действие вплоть до момента воссоединения схизматика с истинной Церковью. Такое понимание взглядов блаженного Августина нашло особенно яркое выражение в трудах архиепископа Илариона (Троицкого). Излагая мнения блаженного Августина по этому вопросу, он писал: «Крещение схизматиков… не приносит им никакой пользы; мало того, оно приносит им только вред: не к вечной жизни приводит оно, но к вечному наказанию… Схизма есть непременно тяжкий грех, который лишает всякой спасительной благодати таинств… Схизматиков не могут спасти таинства, ибо нет у них любви. Без любви и единства нет Духа Святого, а без Духа нет пользы и от таинств… Не имеющий любви или схизматик равно не получают никакой пользы от крещения, пока остаются таковыми. Для грешника, находящегося в Церкви, спасительно начинает быть крещение тогда, когда он приобретает любовь, а для схизматика — когда он соединится с Церковью… В обществах, отделившихся от Церкви, люди получают крещение, но та благодать крещения, которая разрешает грехи, если крещаемый в единении с Церковью, в данном случае как бы парализуется, так что грехи крещаемого удерживаются и не могут быть отпущены… Прощаются же схизматикам грехи только тогда, когда они любовно соединяются с Церковью» (В. Троицкий. Очерки из истории догмата о Церкви, Сергиев Посад, 1912, с. 533—534, 535, 536, 537, 538, 539). Почти то же находим и в другой его работе (Архим. Иларион. Христианства нет без Церкви. Сергиев Посад, 1915, с. 40–41).