Лица святых от Иисуса к нам

Павловы сотрудники, Акила и Приска, «голову свою полагают за душу его» (Рим. 16, 3–4). Немощи его и болезни «не презирая», «не гнушаясь ею», Галаты принимают его, «как Ангела Божия, как самого Христа Иисуса»: «как вы были блаженны!.. Если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне» (Гал. 4, 14–15).

«Братья», в устах Павла и тех, кого он любит, – не пустое слово, так же, как в устах Иисуса, Брата человеческого, «Первенца между многими братьями» (Рим. 8, 29). – «К братьям Моим иди», – говорит Иисус Магдалине, первому живому существу, увидевшему Его, по воскресении (Ио. 20, 17).

Больше Марией, чем Марфой, кажется людям христианская, но не Христова, любовь: лучше умеет страдать и созерцать, чем действовать, Павлова любовь, так же, как Христова, умеет и то и другое вместе. «Делом явил Иисус, что, возлюбив своих, сущих в мире, до конца возлюбил» (Ио. 13, 1). Это можно бы сказать и о Павле.

В этом смысле он кажется иногда не только «первым святым», но и последним – единственным: такого, как он, уже не будет, по крайней мере, в христианстве, каково оно было и есть.

Может быть, и Павел, «до третьего неба восхищенный», – «Сын Громов», в такой же мере, как Иоанн; но Павлу не надо повторять, как Иоанну: «Дети, любите, любите друг друга!» – он любит молча.

Мать, не умеющая пеленать и кормить младенца, не многого стоит. Павел это умеет, как никто; хлопочет, как Марфа, о «большом угощеньи», хотя и знает, как Мария, что «нужно только одно» (Лк. 10, 39–42); вечно суетится, заботится обо всех вместе и о каждом в отдельности. «Каждый день, у меня забота о всех церквах» (II Кор. 11, 28). В сердце своем соединяет все церкви, от захолустной в Колоссах, у подножия Арарата, до Рима, а может быть и до берегов Атлантики – Испании; кормит их всех одной и той же пищей – «молоком, как нежная кормилица»: «Вам нужно еще молоко, а не твердая пища» (Евр. 5, 12). – «Будете судить и Ангелов» (I Кор. 6, 3), а пока еще молоко на губах не обсохло и надо заботиться о них, как о маленьких детях, чтобы вели себя благопристойно: не «объедались и не упивались» за вечерей Господней (I Кор. 11, 20–22); надо заботиться и о женских прическах (I Тим. 2, 9–15), и о том, чтобы не дрались епископы и не пьянствовали диаконы, не сплетничали старицы (Тит. 2, 3). Девственнику Павлу («хорошо человеку не касаться женщины», «желаю, чтобы и все люди были, как я» (I Кор. 7, 1, 7); едва ли, впрочем, он родился, а не сделался «скопцем, ради царствия Божия»), – девственнику Павлу надо заботиться о чужом чадородии, и он это делает, как, может быть, уже никогда, никто из святых не сделает; «будут двое одна плоть: тайна сия велика» (Ефес. 5, 31–32), – говорит так, как, после Иисуса, уже никто никогда не скажет.

XXVIII

Дело любви, а значит, и победа над миром, иногда решается заботой не столько о больных человеческих душах, сколько о больных человеческих желудках. «Впредь пей не одну воду, но прибавляй немного вина, ради (больного) твоего желудка», – пишет Павел Тимофею (II, 5, 23), и тотчас же после того: «Царь царствующих и Господь господствующих… в свете неприступном живет» (II, 6, 15–16). Это великое, божественное, так же для него важно, как то малое, человеческое: солнце одной любви – в каждом атоме плоти. Этого же святые не знают так, как знает Павел.

XXIX

«Трезвым будь… Дело твое совершай (трезво)», – говорит он ученикам (II Тим. 4, 5) и мог бы сказать себе самому. «Все бегут на ристалище, но только один получает награду: так бегите, чтобы получить… Я бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух» (I Кор. 9, 24–26).

Вот почему дело его – дело любви – крепчайшее изо всех человеческих дел: бесконечно крепкое, потому что бесконечно трезвое.

«Господи! что мне делать?» – первый вопрос его, на пути в Дамаск. «Что мне делать?» и значит: «Как любить?» – «Встань и иди в Дамаск: там тебе будет сказано, что делать… ибо Я для того и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем того, что ты уже видел и что Я еще открою тебе» (Д. А. 22, 10; 26, 16). Так замысел Павла весь предсказан, «предопределен», самим Иисусом, в первый же миг явления.

«И тотчас Павел начал смело проповедовать в Дамаске… доказывая… что сей Иисус есть Христос (Мессия). Когда же прошло много дней, Иудеи согласились убить Савла… Ученики же, ночью, взяв его, спустили по городской стене, в корзине. Савл прибыл в Иерусалим и хотел пристать к ученикам, но все боялись его, не веря, что он – ученик» (Д. А. 9, 20–26).

Так, в самом начале, оказался Павел между двух огней – внешних врагов, Иудеев, и внутренних врагов, братьев своих. «Иосия же, прозванный от Апостолов „Варнавою“, что значит „Сын Утешения“, Левит родом, Кипрянин» (Д. А. 4, 36), Иудей-Эллинист, «взяв Павла, привел его к Апостолам и рассказал им, как на пути он видел Господа… и как смело проповедовал в Дамаске, во имя Иисуса. И пребывал с ними Павел, входя и исходя, в Иерусалиме, и смело проповедовал… Состязался также с Эллинистами (Иудеями), а они покушались убить его. Братья же, узнав о том, отправили его в Кесарию (Приморскую), а оттуда – в Тарс» (Д. А. 9, 25–30).