Григорий Синаит, преподобный:(1260-е – 1340-е гг.) – основоположник исихазма, свёл воедино аскетические учения Лествичника, Симеона Нового Богослова, Никиты Стифата, Филофея Синаита. Его труды посвящены обоснованию и описанию духовного опыта и практики православного монашества. Учение Григория Синаита в основном сконцентрировано на теме хранения ума и сердечной молитвы. Святого Григория Синаита можно считать главным вдохновителем исихастского возрождения XIV века; его сочинения занимают в "Добротолюбии" одно из важнейших мест. Эпоха Григоряи Синаита была бурная, из-за набегов и войн он был вынужден много путешестовать: Кипр, Синай, Палестина, Критская пустынь, Афон, Парорийская пустынь (возле границы между Болгарией и Византией), снова Афон, Парория. Множество греков, сербов, болгар и румын шли к нему в послушание. Один из них, Феодосий, после смерти Григория основал монастырь на горе Килифарево, недалеко от города Тырнов. Эта обитель воспитала великих монахов и пастырей, благодаря которым исихастское духовное учение будет распространяться по всему славянскому миру – Евфимия, патриарха Тырновского, Ромила и Григория Исихаста, проповедовавших священное безмолвие при поддержке князя Лазаря в Сербии, Киприана, митрополита Киевского, принесшего исихазм на Русь, где столетие спустя будет подвизаться, глубоко впитавший учение Григория Синаита преподобный Нил Сорский (1433-1508). Хотя лично Григорий Синаит не участвовал в исихастских спорах, но многие его ученики – в особенности один из них, который в дальнейшем стал патриархом константинопольским Каллистом I, - твердо поддерживали защитника священного безмолвия, святого Григория Паламу.

ru ExportToFB21, FictionBook Editor Release 2.6 18.12.2012 OOoFBTools-2012-12-18-16-35-34-1025 1.0

Благослови, отче.

1. Полезно и пригодно стремление удостаивать благих мужей прославлений похвал, сплетать в честь их венки, воспевать и превозносить их преимущества, насколько повествовать об этом позволяют силы.Но мы видим, что при этих мiрских и временных делах, соприкасающихся с веществом, и похвалы бывают подобны дыму: как пламя огня прекращается вместе с истреблением материала, так и похвалы при такого рода делах и почести земные и весьма быстро преходящие уходят вместе с теми, кои суетно ими пользовались, и память их, по Писанию, погибает с шумом (Пс. 9, 7) А жизнь тех, которые жили по Бозе и просияли в добродетели, не только, как мы знаем, приносили великую пользуслушателям похвал, которые, вследствие этого, переходят к подражанию угодившим Богу мужам и никоим образом не ослабевают в этом деле, и для самих избравших прославление бывают от святых воздаяния; кроме того, и Бог, благоволя к ним , дарует широту мудрости совершающим такие восхваления.

2. Ведь похвала в честь святых обыкновенно восходит и относится к Самому Богу: Прославляющия Мя, говорит,прославлю (1 Цар. 2,30). И вполне справедливо, — как Владыка всяческих и Господь ясно это указывает, говоря об апостолах: Иже вас приемлет, Мене приемлет, и иже приемлет Мене, приемлет пославшего Мя (Мф. 10, 40). Ибо прославления и похвалы в честь святых получают основное начало не от земного и не от того, что не владеет ничем постоянным и прочным, но от небесного и божественного, всегда пребывают в одном и том же положении.Подобно тому, как кто-нибудь из богачей, желая построить дом, если предварительно не вскопает и не углубит и не заложит прочных оснований, положиввниз крепкие камни, —видит, что строитель трудится напрасно, потому что, когда дом разрушается, вместе с ним погибает и оное малое основание; так ты мысли и о тех похвалах, которые высказываются с излишней откровенностью и тщеславием по поводу дел земныхи к которым прибегают те, которые прославляют эти дела по примеру внешних (мiрских) мудрецов, очаровывая и услаждая красотой и звучностью своей речи один только слух; вследствие этого и похвалы их обыкновенно теряют в глубинах забвения.А истинные памяти святых и создание оснований добродетели действительно получают свое начало от той несекомой скалы краеугольного камня, которая есть Христос (Еф. 2, 20).

3. Отсюда именно получил начало основание и (муж) истинно ныне прославляемый, представляющий блестящий предмет для настоящего нашего слова, божественный (разумею) во всем Григорий, — как это и покажет дальнейшая речь. И вот я, научившийся от него, т.е. состоявший при нем учеником, в течение непродолжительного времени живший вместе с ними с радостью, как раб, восприявший дух его, желаю для пользы читателей, рассказать обо всех великих его деяниях, которыевидел собственными глазами, следуя по стопам его, и которые постарался собрать и услышал от истинных, приближенныхнему учеников, усердных и добродетельных, с радостью о нем повествовавших. У меня было сильное желание и усовершенствоваться в достойном языке, на котором я намерен воздать должную дань похвалам. Кроме того, так как то, что делается по силе, приятно и Богу, это может послужить похвалой и для учителя, который почтил правду от своей силы так, как никто другой. Итак, следует нам начать речь, надеясь на помощь, по святым и благоугодным молитвам знаменитого мужа. При этом, сообразно с тем, чего можно достигнуть вотношении к живущим по Бозе и лобзающим добродетель, — к служителям истины и строгим ревнителям Его оправданий, я опишу деяния мужей безыскусственно и представляю их как весьма приятное и душеполезное благоухание.

Но слово наше, направленное к повествованию о святом Григории, не ставит очень высоко его родину, — хотя он и имел отечеством по местному называемое (селение) Кукуль, которое находится в Азии, близ Клазомен, имел родителей и братьев, пользовавшихся почестями и богатством, — так как это относится к земной жизни и нисколько не содействовало его назначению, ибо он на небесах приобрел себе отечество, блаженное и неразрушимое жилище. Посему, я думаю, что это нужно совсем оставить, а естественно и своевременно перейти к рассказу о другом, т. е. об ангельской его жизни, о самомвысокоми почти бесплотном пребывании, о его деятельности, о трудах для Бога и подвигах: ведь ничем иным, если нужно сказать правду, он и не жил, как только жизнью богоприятною и спасительною. Посему я и начинаю с того, где и он ревностно положил основание. Достойно внимания то, что за сим будет сказано.

4. Когда скипетром Империи управлял царь, великий Палеолог кир Андроник, совершилось судьбами божественными, по множеству всяких грехов, нападение народа безбожных агарян[1]: этотнарод, совершив набег на Азию и воздвигнув своим варварским военным походом весьма суровое преследование, все там, увы, разграбил, поработил почти всех тамошних христиан и жестоко с ними поступил. Во время этого варварскогонабега были схвачены и взяты в плен божественный Григорий, его родители, а также и братья, и уведены далеко в одно местечко близ Лаодикии. Там, по благоволению Бога, все совершающего и обращающего к лучшему, когда варвары немного смягчились к пленникам, они вошли в церковь Лаодикийцев. Благочестивые и православные местные христиане, находившиеся в храме во время совершавшегося обычного псалмопения Богу и славословия, когда увидели, что пленники весьма стройно поют божественную песнь, — так как, действительно, они были опытны в пении, — с удовольствием и вместе с изумлением подивившись их мелодии, не пощадив ничего, — ни имущества, ни слова, — с готовностью освободили их из плена: этим способом Бог достойно вознаградил их за добродетель.

Потом божественный Григорий удалился на Кипр, где прожил небольшое время и явился весьма вожделенным для всех тамошних жителей за исключительность своей природы и склонность ко всему прекрасному. Кроме того, приятный и весьма радостный вид лица, обнаруживавший внутреннее состояние его божественной и непорочной души, преизбытком благоговенияи благочестия всем внушил, вместе с уважением и почтением и удивление к нему. Жители острова даже полагали,что и прибытиек ним сего мужа совершилось по Божественному промышлению, как со всей справедливостью весьма ясно и хорошо рассказал об этом Лев кипрянин, прибывший впоследствии с Кипра в Константинополь вследствие любви своей к общему образованию и к разумным (логическим) учениям мудрости и знания, муж, проникнутый благоговением, возлюбивший уединение в девстве, по характеру совершенный любитель истины, украсивший себя мудрыми речами.

Когда преподобный и честный сей муж (Григорий) проводил такую жизнь на острове Кипре, Бог, с высоты взиравший на него и ведавший, сколь великую любовь и стремление к добродетели он питал в сердце, открывает ему некоего мужа инока, избравшего безмолвную отшельническую жизнь. И вот он с радостью приходит к нему, облекаетсяот негов монашеские одежды и, немного пожив вместе с ним и породнившись духовно, по примеру Боговидца Моисея, отправляется на Синайскую гору, где и постригаются власы главы его, вместе с лишением волос он отсекает и совлекает с себя телесные желания и движения и, освобожденный, доблестно выступает на божественный подвиг. В течение короткого промежутка времени он изумил всех почти невещественной и бесплотной жизнью, постом и бдением, непрерывным стоянием,всенощным и постоянным во всякое время псалмопением а кроме того и прошением к Богу и молитвой, как будто он спорил с тем, что носит невещественное начало в материальном теле, всеми тамошними обитателями он с изумлением считался почти бесплотным. А в послушании, которое есть кореньи мать добродетелей, ив смирении, приводящем к возвышению, он достиг такого совершенства, что нам в подробностях совсем нелегко изобразить это в нашем писании, дабы не показалось людям более легкомысленным, будто мы говорим нечто до чрезвычайности несообразное. Тем не менее, я из-за этого не намерен совершенно замалчивать слово правды, а также то, чему я научился и что узнал от самого приближенного из его учеников и особенно им любимого, следовавшего по стопам его и бывшего как бы отображением его добродетелей: я разумею святого отца Герасима. Этот блаженный муж, рассказывая, утверждал и удостоверял, что он, Григорий, неутомимо и со всяким прилежанием исполнял свое служение, которое охотно принял от настоятеля, помышляя, что Бог с высоты взирает на него, — и никогда не уклонялся от обычного братского правила. Когда же наступал вечер, он,принесши игумену обычное покаяние и получив от него благословение, отправлялся в свою келию, запирал двери и, находясь в затворе, простиралк Богу руки, а прежде того ( возносил горе) и свой ум и, всецело отрешившись от настоящего и приблизившись к Богу, близ пребывающему, совсем душевным расположением начинал канон, совершая псалмопение Богу, —всю ночь молился в сердечном умилении и преклонял колена до тех пор, пока не прочитывал в полноте псалмы Давида, а когда вследствие этого в душе водворялась радость, он наслаждался веселием. Потом, когда в обычное время ударяли в древо, он первый обретался стоящим пред вратами храма, при чем старался и заботился как он и всегда в точности и неопустительно поступал, — чтобы не прежде выйти из храма, как будутсовершены утренние славословия Богу. И действительно, первымвошедши в храм, он последним, по выходе всех, уходил из него. Пищей же для него служил небольшой хлебец и немного воды, так чтобы только можно было жить: таким изнурением он желал и прежде кончины разрешить союз плотского естества.

5. Но кто может достойно изобразить его служение, втечение трех или даже более лет, в должности повара и пекаря, на которую он былназначен, а также необыкновенное смирение, которое он обнаружил в это время? — Он никогда и в мыслях не имел, что служит людям, но — чину ангельскому, и считал место служения престолом и жертвенником Божиим. Кроме того, как бы воздавая должную дань ному великому боговидцу Моисею, с которым в видении и не в гаданиях беседовал Бог, он не отказался и от желания неоднократно подниматься почти на самую честную и священную вершину Синая и совершать благоговейное поклонение там, где чудесно исполнились великие оные знамения. Священный этот муж имел и искусные в каллиграфии[2] руки и весьма был предан чтению, как днем, так и ночью, трудолюбиво, как некоторая усердная пчела, собирая цветы божественного писания, разумею— Ветхого и Нового, и предаваясь размышлению, так что я не знаю, изучил ли его так тщательно кто-либо другой: он Григорий всех тамошних обитателей превосходил и побеждал многознанием.

При таких обстоятельствах, лукавому нельзя было оставаться спокойным, но, как враг и противник человеческого рода изначала, он побуждает среди монахов страсть зависти и, как плевелов, разсевает среди них немалое смятение и беспорядок. Узнав о зависти, ученик кротости имира (Григорий) удалился из монастыря и взял с собой почтенного онаго Герасима, прибывшего с острова Еврипа[3], по происхождению же родственника тамошнего правителя Фаца. Он, Герасим, еще раньше оставил все изобилие богатства и славы, так как, по великому Апостолу (Филип. 3, 8), признал это как уметы (сор) для имеющего в будущемоткрыться богоявленя праведникам и, взяв на рамена свои крест, сам прибыл на гору Синай. Здесь, узнав божественного Григория и изумившись преизбытку его добродетели, он сделался одним из его учеников, а потом, при содействии и помощи Божией, он был возведен на высшую ступень делания и созерцания, так что после него, Григория, сделался для прочих примером и образцом всех благ. И вот, отсюда они (Григорий и Герасим) отправились в Иерусалим для поклонения Животворящему Гробу и, обошедши все тамошние места и поклонившись, тотчас отправились на остров Крит в некоторую местность, называемую "Хорошие Пристани", где короткое время и оставались, вследствие морского волнения и бури.

После весьма многого искания и обследования, они с большим трудом нашли некоторую пещеру, пригодную для своей цели, и с радостью в ней поселились. Но что же потом делает оный прекрасный деятель и поистине человек Божий, всецело живущий для будущих упований? Он тотчас прилагает к усилиям усилия и к трудам труды и самым доблестным образом борется с самим собою. Пищей для него — однажды в день — служил небольшой кусок хлеба и немного воды, сколько нужно для того, чтобы жить, как уже об этом мы выше и сказали, а сверх того, согласно определенному уставу и закону, не было совершенно ничего, хотя бы и предстояло умереть от жажды. С удивлением и вместе изумлением можно было наблюдать у них (Григория и Герасима) напряженную, ангелоподобную ревность и прекраснейшее восхождение к Богу. Лица у них были бледные, вследствие худобы от крайнего воздержания, члены тела высохли, были истощены продолжительными трудами, лишены физической крепости и совершенно бессильны для ходьбы или совершения другого действия.

Кроме сказанного, блаженный всегда имел в заботеи следующее: он старался найти руководителя в том, чего он не успел прочитать в книгах Божественного Писания, или чему он духовно не был научен кем — либо из духоносных и божественных отцов и учителей. Размышляя сам с собой, он представлял, что как он научен деланию, так будет научен в точности проходить и созерцание, то есть безмолвие и действенную молитву. Но когда он предавался таким размышлениям, Бог внушает свыше и божественным знаменем объявляет(о сем) некоему мужу, сиявшему различными видами добродетели и украшенному деланием и созерцанием; имя ему было Арсений и он преимущественно пред прочими возлюбил безмолвие. Побуждаемый Божественным Духом, он со всей поспешностью отправляется в келью святого(Григория) и, постучавшись рукой в дверь, с радостью им был принят. Здесь, духовно приветствовав друг друга и высказав пожелания, они вознесли обычную молитву Богу, по окончании которой они вместе сели. Потом оный созерцатель, муж маститой старости и почтенный, как бы по какой божественной и священной книге начал вести беседу охранении ума, об истинном трезвлении и чистой молитве, о том, как посредством делания заповедей ум очищается, и отсюда человек, так боголюбезно размышлявший и упражнявшийся, озаряясь светом, становится всецело световидным. Сказав еще и весьма многое другое об избравших жизнь по Боге и прекратив дальнейший ход речи, ведущий к этому, он на короткое время замолчал, а потом, обратившись со словом к Григорию, спросил: " а ты, чадо, каким занимаешься деланием, конечно, под руководством Бога,все устрояющего?" И вот он, начавши сначала, вкратце рассказывает обо всем относительно себя, т.е. об удалении от (мiрской) жизни, о любви к единению и о многих трудах и заботах, совершить которые он избрал ради Христа, все остальное поставив на втором месте. Блаженный Арсений, служивший орудием Духа и прекрасно знавший путь, который ведет на высоту добродетели, слегка улыбнувшись, сказал ему: "чадо, все то, о чем ты рассказал, богоносными отцами и учителями нашими называется именно деланием, а никак не созерцанием". Услышав это блаженный, бывший действительно, жилищем Духа, тотчас пал к ногам его, стал горячо просить, призывая и самое имя Божие, и умолять научить его, что есть молитва и безмолвие и хранение ума.