34. Итак, когда псы увидели, что лают тщетно и даром, пораженные отношением достойных удивления отцов друг к другу, их любовью, твердостью и братолюбием, и вскипев неудержимым безумием и гневом, снова в горниле стали испытывать седмерицею очищенные (Псал. XI, 7) и ничего не имевшие фальшивого и поддельного золотые. Ибо они толчками и ударами вогнали в теснину пещеры отцов, просивших лучше быть убитыми вне ее, чем испытать прежнее дымное удушение. Но, несострадательные, немилосердные и воистину медноутробные спешили лишить святых жизни посредством более горьких мук. Итак, вторично введя их в прежнюю пещеру, они еще сильнее стали окуривать дымом. И оставив на долгое время, так что можно было предположить, что многие из них умерли, закричали святым выйти. Они же, пробравшись сквозь то же пламя, как и прежде, полумертвые выходя на чистый воздух, впитывая его и делая глубокие вздохи, старались отдышаться. Ибо почти все они были при последнем издыхании; а находившиеся далеко внутри, не вынесши силы дыма, предали свои святые души в руки Владыки Христа, оказавшись в числе 18–ти.[30]

35. А жестокие, иссохшие и каменносердечные варвары и при этом не изменили своего дикого намерения и не смягчились. Ибо едва спасшихся из огня и дыма, еще бездыханных они мучили и били, наступая на лежащих и подобно лягающимся мулам попирая ногами и прыгая на них, с теми же требованиями. Когда же ничего не достигли из того, на что надеялись, или лучше сказать, когда выказали все свое звероподобное бесчеловечие отчужденные от лона Божия (Ср. Псал. LVII. 4), то, рассеявшись по келлиям и разломав и разбив их двери величайшими камнями, разграбили и унесли все найденное в них, а также в игуменском доме и в церкви, и, навьючив на лаврских верблюдов, удалились.

36. Спустя много часов те из отцов, которые чувствовали себя лучше, встали и, ощупывая раненых, разбитых и ударами и изнемогших от истечения крови, возливали воду на их лица, поили их и оказывали надлежащие заботы. Около захода солнца, когда дым немного унялся, они, возжегши восковые светильники, вошли в то узкое место пещеры и нашли святых лежащими ниц, носами в насыпь, а некоторых завернувшими лицо в одежды и закрывшимися для того, чтобы хотя сколько‑нибудь избежать силу и необходимость удушения, но всех лежащими ниц и мертвыми. Оле горькой и мучительной смерти! Как мог бы кто‑либо описать или представить словом такую неутолимую и неутешную скорбь или скорее насильственный и всежестокий исход души из тела, или, пригоднее сказать, ее выталкивание и изгнание? Ибо всеблаженные, не могши [31] надолго удержать свое дыхание вследствие воспламенения врожденной теплоты, когда сердце возгоралось и спешило привлечь холодный и чистый воздух, как только обнажали и открывали отверстия ртов и носов, вместо освежения и прохлады втягивали удушливость, производившую потемнение в глазах и головокружение; ибо дым входил в поры и естественные отверстия и прорезы, наполнял грудную клетку, проходил сквозь ситовидные части, поднимался к мозговым оболочкам, смертельно разъедал их, сдерживал и стягивал жизненную кровь всякой вены и таким образом влек за собою кончину и удаление души из сопряженного тела более (как мне кажется) насильственное, скорое и печальное, нежели естественная смерть, так как боговязанное сродство, связь и единение насильно разрешалось и было порываемо слишком жестоко и тиранически. О, дерзновение против Бога! О, нещадность и безжалостность человекоубийц! Как они не устрашились разрезать создание Божие и, воистину богоборцы, пожелали развязать, отделить и разнять то, что Творец с несказанною мудростью связал и соединил?

37. Но направим течение речи на связь сказания. Отцы, с трудом вынесши этих блаженных (ибо дым, еще клубившийся на месте, отвращал их), со слезами и рыданиями положили их рядом во дворе церкви, присоединив к ним и девятнадцатого, — обезглавленного блаженного авву Сергия, о котором мы сказали в предыдущем. Ужасное было зрелище — видеть стольких спящих раненых и убитых, лежащих рядами и избиенных сразу и единовременно. Итак, совершив великое биение в перси и оплакивание и исполнив обычный канон, положили их в единой [32] гробнице друг на друга, не омывши или обрядивши их обычно, как совершали при умерших иначе, но похоронивши в этих же обагренных кровью одеяниях неправедно убиенных неправедными варварами, силою исторгнутых и изъятых из жизни ради царствия небесного, сказавших радоваться всему миру и ради Христа удалившихся от всех мирских удовольствий и наслаждений, истощивших свою жизнь в такой тяжкой, суровой и лишенной всякой телесной приятности и утешения пустыне, в искусе и строгом житии победивших и умертвивших страсти, иссушивших тело постами, спаньем на земле и бодрствованием устранивших изнеженность плоти воздержанием от наслаждений, вселивших и собравших в своих душах доблести изучением божественных словес и чтением и слушанием святых писаний, возлюбивших Бога и ближнего паче самих себя, ради Христа и любви к ближним предавших себя горькой смерти, ради Господа вкусивших до смертной участи многие скорби, страхи, угрозы и муки, подвизавшихся добрым подвигом благочестия, совершивших путь искуса, сохранивших веру до последних издыханий и получивших от Вседержительской десницы совершенный венец правды и вместе мученичества (Ср. Тим. 2, IV, 7–8).

38. Ибо кто еще сомневается, что они не поставлены с мучениками? Или кто медлит и отвергает назвать их мучениками равно совершенными? Не вытерпелили они разнообразные муки? Не убиты ли неправедно ради заповеди Христовой? Или только убиваемые за отказ служить идолам и отречься от Христа должны называться мучениками? Я же говорю, [33] следуя и повинуясь словам мудрых и богоглаголивых учителей, что и всякий убиваемый за малейшую из заповедей Христовых, дабы поставить ее или дабы не нарушить ее, есть совершенный мученик и нарицается им и получает совершенный венец мученичества, и если не дерзостно сказать, а скорее нужно сказать смело и свободно, — что убиваемые за соблюдение заповедей Христовых суть больше убиваемых просто за веру в Него. Ибо отречение от Бога, как действие важное, великое и влекущее за собою явную гибель, часто возбуждает к соревнованию и негодованию даже более слабые и упадшие души; пострадать же за доблесть свойственно людям очень разумным, высоким и возвышенным мыслию. И сего свидетель и учитель есть апостол, говорящий: “Ибо едва ли кто умрет за праведника, но за благого, может быть, кто‑нибудь решится умереть" (Римл. V, 7). И если “нарушающий одну из заповедей Моих малейших, говорит Господь, малейшим наречется в царстве небесном" (Матф. V, 19), то ясно, что соблюдающий одну и из всех наиболее всеобъемлющую наречется величайшим в царстве небесном; ибо умирающий за заповедь Христову гораздо скорее умрет за Него самого; ибо умирающий ради заповеди Христовой, очевидно, может умереть и ради Него, а избирающий умереть ради Него не во всяком случае умрет и ради заповеди Его. Примета же и знак любви к Нему — соблюдение Его повелений. “Ибо любящий Меня, говорит Он, заповеди Мои соблюдет" (Иоан. XIV, 15). Какая же из спасительных заповедей Его или большая или более объемлющая, послушай самого Господа, говорящего [34] спрашивающему Его фарисею: “Учитель, какая заповедь первая в законе?" (Матф. XXII, 36–40), а “первая"здесь обозначает изрядность. Он же, отвечая, сказал ему: “Возлюбить Господа Бога твоего и ближнего твоего как самого себя; ибо на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки". И апостол: “исполнение закона любовь" (Римл. XIII, 10). А Господь, распространяя законную заповедь, гласящую “возлюбишь ближнего твоего как самого себя", и установляя ее совершеннейший и высший предел, говорит: “Больше сей любви никто не имеет, как если кто душу свою положит за друзей своих" (Иоан. XV, 13). Ибо умирающий за ближнего своего возлюбил его не только как самого себя, но и больше себя; это открыто и непреложно совершили сии трикраты блаженные. Ибо им говорилось убийцами: “О смиренные и жалкие, покажите нам первенствующих среди вас, и освободим вас, а иначе убьем вас". Итак, воины Христовы предпочли умереть, чем предать казни своих братьев и отцов.

39. Я же утверждаю, что им надлежит надеть тройной венец подвижничества и мученичества, во–первых потому, что они убиты за Христа; ибо, если они ради Христа жили в сей пустыне, то все, что терпят в ней, очевидно, претерпевают за Него; во–вторых потому, что они предали себя за лавру, ее состояние и за спасающихся в ней, как выше показано; ибо у них было место и время для бегства, если бы они пожелали, но они вспомнили и претерпели сказанное: “ревность дому Твоего снеде мя" (Псал. LXVIII, 10). Ибо если Навуфей был побит камнями за то, что не передал унаследованную от отца землю, не [35]доставляющую никакого душевного спасения, то насколько больше сии поборовшиеся за дом Божий стали признанными и достохвальными? В–

А что же Маккавеи? Не предали ли они себя столь великим неисцелимым пыткам и мукам, дабы не преступить одной малейшей из заповедей закона? Ибо какое столь великое зло было вкусить свиных мяс, когда “не входящее в уста сквернит человека?" (Матф. XV. 11). И святые отцы, убиенные на святой горе Синае и в Раифе, не были ли неправедно зарезаны варварами, требовавшими денег, которых они не имели? А прославляемые нами ныне отцы никоим образом не ниже их. Иоанн же Златоуст, самый блестящий светоч Церкви и учитель всей вселенной, не за стремление ли к добродетели был осужден на изгнание и претерпел столь великие искушения и опасности до кончины? Итак, если он боролся не за веру, скажем ли мы, что за это он лишается почестей и наград мученических? О нет, это ум не здравого, рассуждение безумствующего.

40. Поистине странно и исключительно в этом деле то, что не все были совершенны созерцанием [36] и знанием, но были среди них простые разумом и неразвитые. Однако, все они были раньше воспитаны владеть страстями, подавлять стремящиеся к удовольствиям, жизнелюбивые и страстные плотские мысли и соуслаждаться по внутреннему человеку закону Божию (Ср. Римл. VII, 22), а тайное врачующая и младенцев делающая мудрыми благодать Духа, учащая человека знанию, приняв их помышления, возымела силу, усовершенствовала их и удостоила целых и совершенных наград и венцов. Но и находящиеся, еще в живых и оставленные жить не лишились славных наград и воздаяний мученичества. Ибо если, как говорит где‑то богоглаголивый Василий, “ублажи искренно потерпевшего мучение, да будешь мученик помышлением и выйдешь без гонения, без огня, без бичей удостоенным равных с ними наград" (См. Migne, Patrol, gr. 31, col. 508), то не праведнее ли могли бы быть названы скорее мучениками и исповедниками те, которые воспротивились врагу посредством разнообразных подвигов и состязаний, были обагрены собственною кровью и, быть может, претерпели большую боль, нежели лишенные чувства кончиною? Ибо они получили разные тяжкие побои, у одних были разбиты и переломаны руки, у других ноги или какая‑либо другая часть тела, у большинства же головы, и в течение не малого времени они были врачуемы вышеупомянутым отличнейшим врачом, благочестивейшим аввою Фомою весьма успешно и искусно, но и очень болезненно и затруднительно. Ибо он разрезывал пораженные места, обнажал головные части, буравом и долотом, ударяя плотничьим молотом, вынимал сломанные и [37] разбитые косточки, так что обнажалась даже окружающая мозг оболочка и часто брызгала сукровица и гной. Это претерпели не один или двое, но весьма многие. Один старец твердого характера, раненый мечем в руку, когда врач, отчаявшись в излечении ее, захотел пилою отрезать ее от плеча, — увидевши, какую боль терпят врачуемые отцы, и не вынесши тягости операции, совершенно отказался от врачевания. Когда же развилось гниение и у него завелись черви, спустя немного дней он переселился из многострадальной и земной плоти ко Христу в безболезненное упокоение и причтен к святым мученикам, восполнив им число двух десятков, как и у древних сорока святых мучеников страж запечатлел четвертый десяток.

41. Но дабы кто‑нибудь не представил себе, что мы от себя прилагаем к этим блаженным прозвание и наименование мучеников, как бы себе угождая, — мы в защиту сказанного приводим самого учителя церкви. я разумею Иоанна Златоустого, самым ясным образом сие укрепляющего и утверждающего. Именно, в составленной им по главам речи к легко соблазняющимся, в главе 19–й он дословно излагает следующее (Migne, Patrol, gr. 52. col. 519): “Ибо не одни те, которые были привлечены в судилища и получили повеление принести жертву, но не повиновались ему и претерпели то, что претерпели, могут быть названы мучениками, но и те, которые приняли какое‑либо страдание за угодное Богу; а если кто рассмотрит с точностью, то скорее эти, чем те. Ибо не равно, когда предлежит такая гибельная участь и погибель [38] души, принять какое‑либо страдание и не погибнуть, и претерпеть такую же казнь за меньший подвиг. А что не только убиенные, но и уготовившиеся и ставшие к сему готовыми стяжали венец мученический, — то и это самое и то, что я оказал раньше, именно, что и убиенный за меньшее есть мученик совершенный, — я попытаюсь доказать из слов Павла. Ибо блаженный Павел, начав перечислять воссиявших при предках и положив начало от Авеля, затем перейдя к Ною, Аврааму, Исааку. Иакову, Моисею, Иисусу, Давиду, Самуилу, Илии и Елисею, прибавил слова: Итак, и мы имеем такое облегающее нас облако свидетелей (Ср. Евр. XII, 1). Однако, не все они были убиты, а точнее даже ни один, кроме двух или трех, именно Авеля, Захарии и Иоанна, а все прочие окончили жизнь естественною смертью. И сам Иоанн был убит не получивши повеления принести жертву и не исполнив его, не приведенный к алтарю и не привлеченный к идолу, но за одно лишь слово. Ибо он сказал Ироду: “Не должно тебе иметь жену Филиппа, брата твоего" (Ср. Матф. XIV, 4) и был посажен в темницу и претерпел зарезание. Если же осудивший брак противозаконный, поскольку ему подходило (ибо он не исправил совершенного дурно, но только сказал, а прекратить не имел силы), если сказавший только и ничего от себя не принесший, кроме этого, есть мученик и первый из мучеников, так как был обезглавлен, то претерпевшие столь великие мучения и боровшиеся не с Иродом, а с властителями всей вселенной, восставшие не против противозаконного брака, а на защиту попранных отеческих[39] законов и уставов Церкви, показавшие свободу и словами и делами и каждодневно умирающие мужи, жены и дети, как не могут быть тысячу раз достойными сопричтения к лику мучеников? Ибо и Авраам, не зарезавший сына, зарезал его и слышал свыше голос, говорящий, что “ты не пощадил сына своего возлюбленного ради Меня" (Быт. XXII, 12). Так повсюду и мысль, когда совершенна будет в доблести, получает целый венец. Если же тот, не пощадивший сына, был так прославляем, то подумай, сколь великую мзду получили не пощадившие себя, не один, два или три дня, но целый год стоявшие в этой битве, поражаемые бранью, обидами, поношениями и клеветами; ибо и сие не мало, почему и Павел дивится сему, говоря: “То сами среди поношений и скорбей служа зрелищем, то сделавшись общниками претерпевающих так" (Евр. X, 33). Что же можно бы сказать о тех, которые и сами умирают и подвизающихся так умащают?"

42. Вы слышали, братия и отцы, великозвучнейшую трубу церкви, ясно укрепляющую и утверждающую наше мнение. Наша простая и бессвязная речь украсилась возвышенною речью учителя, получив как диадема многоценный смарагд. Сказанное нами выше принято и утверждено достоверностью богоносимого и христогласного и даже более, чем мы желали. Ибо если Иоанн, цикада церкви, так учит, то чье мнение об этом остается еще колеблющимся?

43. Для подтверждения же и удостоверения богорадостного успения сих блаженных и славного их принятия к Спасителю Христу Бог дивных соблаговолил, чтобы в сей день подвига святых явилось [40] нежданное и сверхъестественное чудо, которому два некие человека были очевидцами и достоверными свидетелями. Ибо после второго выхода отцов из той мучительной пещеры, когда там остались усопшие блаженные мученики, и нечестивые пытали их, как сказано выше, один из братий видит одного из усопших и лежащих внутри пещеры, по имени Косму, стоящим впереди ризницы в стороне, с умащенною елеем головою, лицом светлого, весьма сияющего и розового, на вид веселого и радостного, и говорит: “Я дивился, размышляя в себе, во–первых, светлому и радостному взору в такое время и особенно в таком месте, а во–вторых, говорит, тому, как они не пытают и не наказывают его, приведя с нами, но оставили его одного стоять столь безбоязненно и безобидно". Ибо брат тогда еще не знал, что виденный есть один из лежащих внутри покойников.

44. После удаления нечестивых некий старец из отцов, молчальник и многие годы угождавший Богу в пустынях, именем Сергий, скорбя и рыдая об этих печальных событиях, а больше всего о кончине блаженных, возжегши лампаду, вошел в богосозданную церковь, желая пройти в самую глубину (и посмотреть), кто усопшие отцы и сколько их. И видит этого авву Косму, которого видел и брат, выходящим из пещеры в том же светлом образе; и когда они сотворили друг другу метанию по обычаю, авва Косма прошел вперед в ризницу, сказав такое слово: “Помолись за меня". Итак авва Сергий, вошедши со тщанием, осматривал и осязал лица святых; увидев среди них лежащим бездыханным и мертвым этого самого авву Косму, которого он [41] при входе встретил выходящим, он устрашился и быстро вышел, желая еще застать его, и ища повсюду, не мог его найти. Итак он понял, что явившееся ему было некое божественное видение, показанное во свидетельство их преподобной кончины и уготованного им бессмертия и блаженства.

45. Потом, когда в том году случилось в лавре бездождие, в самую ночь славного успения святых, их предстательством и молитвою ниспавший великий дождь наполнил и залил все ямы и приемники лавры. Вскоре же Господь сотворил и отмщение за неправедно пролитую кровь рабов Его и воздал соседям нашим седмерицею в недра их по писанию (Псал. LXXVIII, 10, 12). Ибо, когда возникла смертная болезнь, дерзнувшие на невозможное и совершившие нечестивое варвары и вооружившие их на святых и на лавру были истреблены болезнью, голодом и самою жалкою смертью так быстро друг за другом, что не успевали хоронить и предавать установленному погребению своих умерших, но лишь слегка прикрывали их насыпью или бросали в пещеры и ущелья; псы же, откапывая и растерзывая их, делали своею пищею и добычею, так что все дивились поразившей их внезапной гибели и уничтожению, исчезновению беззаконных и скорому отмщению Божию и воспели с пророком Давидом: “Како быша в запустение? внезапу исчезоша, погибоша за беззаконие свое, яко соние встающего" (Псал. LXXII, 19, 50).

46. Не скрою еще, что мне рассказал достойный веры пресвитер. Этот добродетельный муж, языком сириец, возымел большое желание изучить еллинский говор и наречие; и вот, с большим трудом [42] выучив псалтырь, он тщательно и трудолюбиво прилежал к чтению святого писания, жаждая изощрить и приучить свой язык; но с трудом и тяжестью преодолевая изучение чтения, он пал духом. Заснувшему ему явилось видение одного из сих святых отцов, Анастасия протодиакона, о котором мы и помянули; он был другом Папии и спросил (говорит) причину его уныния; он же объяснил, жалуясь на трудность учения. На это святой, улыбаясь, сказал: “Открой рот и высунь мне язык твой"и, вынув у себя некий новый лоскут, обтер язык и, очистив кругом какой‑то густой зеленоватый налет, исчез. Спящий пробудился, и пресвитер утверждает, что с того дня он почувствовал такое понимание наречия и легкую подвижность своего языка при чтении и учении, что сам поражался и дивился Божию промышлению и благодати святых.