15. Эти же воистину угли пустынные, оскверненные и звероподобные варвары, ничего не сделав удовлетворительного для злого их настроения, хотя и убили очень многих по своим силам и разграбили имущество, безумно затеяли сжечь келлии; находя в каждой из них сучья, так называемые manouJia (ибо отцы имели обычай собирать и складывать их), они легко поджигали ими жилища. Мы же, видя поднимающееся в высь пламя и клубящийся в воздухе дым, горели сердцами и были тяжко одержимы несказанною болью, тьмою и недоумением, как бы отчаявшись за лавру; ибо они намеревались уже и церковь предать сожжению; и только возводя очи к небу, мы молились о ниспослании оттуда помощи, призывая предстательство святого отца нашего Савы. И защитник страждущих Бог, сущий «близ всем призывающим Его во истине» (Псал. CXLIV, 18), соизволил показать издали некиих немногих, увидевши которых, варвары, заподозрив, что они идут на нашу защиту и помощь, убоялись, что придут и другие, — ибо устрашил их Бог, — и удалились с награбленной добычей. Но и по удалении их страх наш не прекратился; ибо мы боялись их возвращения. До захода солнца и исчезновения света мы пребыли недвижными, обращая взоры туда и сюда, как бы подозревая их возвращение. И на следующий день с утра до позднего вечера, собравшись в том же месте, мы целодневно совершали [16]моления и молитвы, одержимые тем же страхом; точно так же и всю ту неделю мы не переставали это делать. Мы все собирались вкупе, с одной стороны получая друг от друга достаточное утешение и одобрение (ибо мы молились или жить, или умереть вместе), с другой — уклоняясь от мук, которые они причиняли находимым по одиночке, как сделали и в старой лавре, предавши некоторых огню и придумав другие виды мучений.

16. После того как мы провели таким образом ту неделю и поздно в субботу, около второго часа ночи, совершали в церкви обычное бдение святого Воскресения, вот два богобоязненные и твердомысленные монаха поспешно прибежали бегом, обливаясь потом. Честные отцы старой лавры, соблюдая закон любви и движимые огнем братолюбивого сочувствия, послали их к нам, возвещая следующее: “Напавшие на вас за шесть дней нечестивцы и злодеи всю эту неделю собирали соучастников разбоя и соотступников и, собравшись в большом числе, стремятся в эту ночь напасть на вас и опустошить лавру; они грозят причинить вам всякие ужасы и тягости, будучи исполнены гнева и ярости; это мы могли узнать от некоторых соплеменников их, соседних с нами. Они уже начали по заходе солнца движение на вас из наших мест, и мы в страхе и ужасе прибежали бегом и рисковали собою, боясь встречи с ними по дороге. Итак, если вам можно что‑нибудь сделать, сделайте скорее".

17. Мы, услышав эту скорбную весть, как бы пораженные каждый мечом в сердце, растерявшись в недоумении и обмирая от ужаса, ослабели силами и членами. Исполненные беспокойства и смятения, мы [17] оставили некоторых петь в церкви, а большинством заняли обычную вершину и там, проводя ночь до утра, почти оцепенели от мороза, так как изнутри страх сгущал кровь, а снаружи холод снова сталкивал и сгонял ее. Однако мы не небрегли молитвою, хотя и не были в церкви; даже более, собрав весь ум, все помыслы и все внимание, кружившееся вне, мы обратились к могущему спасти из опасностей Богу с чистыми молитвами и сосредоточенными прошениями, приготовляя себя к исходу из настоящей жизни. Каждый озирался в разные стороны и внимательно прислушивался, откуда увидит или услышит их наступление. При этом часто вид и движение чего‑либо случайного пугало всех нас, будучи принимаемо за прибытие безбожных.

18. Пока мы пребывали в таком смятении, исполненные страха, тоски и беспокойства, вот появились два некие человека, поспешно шедшие вперед. Когда они приблизились, один оказался старцем монахом, совершенно седым, а другого он вел с собой как охранителя в пути и проводника. Утомленный бегом и одержимый печалью, он начал речь, прерываемую постоянною одышкою, бессвязную и неясную; протягивая в руке записочку, он просил узнать из нее причину его прибытия. Развернув письмо и получив возможность прочитать его при лунном свете, мы узнали, что оно написано отцами досточтимой лавры знаменоносного отца нашего святого Евфимия по уставу духовной любви к нам и содержит следующее: “Мы желаем, чтобы вы, отцы, узнали, что мы имеем от достоверно знающих сведения, что сонм лукавых из местностей к северу от святого града, собравшийся для зла, намеревается в эту ночь [18] напасть на вас и разграбить и опустошить лавру; но укрепите себя и помолитесь за нас".

19. Получив это письмо, мы поняли, что это другой отряд, отдельный от того, о котором известили Старолавриты. Ибо враги нашей лавры и своего спасения, которых мы назвали раньше, не довольствуясь одним злым скопищем, собрали и другое сонмище человекоубийц, дабы, соединившись, напасть на нас всем числом. Когда мы узнали это, наш страх и робость удвоились, печаль была невыносимая и опасность неизбежная. Не надеясь найти от людей или от земли никакой помощи, мы подняли руки и очи к небу и умоляли зрящего на нас Бога, со слезами и стенаниями возвещая нашу нужду и скорбь и говоря: “Призри, Владыко, на наше смирение и бедствие и не отврати лица Твоего от рабов Твоих. Веси, Господи, что ради святого имени Твоего каждый из нас, покинув дом свой и сродников, пришел в эту суровую, безводную и безутешную пустыню не ради какой‑либо земной прибыли, но дабы не отпасть от славы Твоей и созерцания лица Твоего; и ныне приди на помощь нам, ибо скорбь близка, и нет помогающего (Псал. XXI, 12). Вот враги Твои, Господи, возшумели; вот ненавидящие Тебя подняли голову. Сказали: придите и истребим их из народа, и не помянется больше имя духовного Израиля в этой пустыне (Ср. Псал. LXXXII, 3, 5). И ныне, Владыко, мы знаем и верим, что если захочешь поразить их слепотою, как Сирийцев при Елисее, или чрез ангела в одно мгновение умертвить, как………………… (В рукописи не достает листа).

20….. и нещадно поражали каждый [19] имеющимся в руках оружием, мечем или дубиною, или палкою, или луком, а большинство, подобрав с земли большие и малые камни и поднимая их в вышину обеими руками изо всей силы своей бросали на святых.

21. Но увы, как мне перенести бесслезно воспоминание о том ужасном и жалостном часе? Как я смогу представить словом, что видели очи наши? Ибо даже если бы у меня было десять языков и столько же ныне уст (ибо воистину речь гораздо ниже и скуднее дел), все‑таки воспринимаемое слухом не может быть представлено, как зримое очами. А опыт и чувство тяжелее того и другого: ибо не так пильщики и дровосеки, напав на многодревесный лес, нещадно рубят его, как эти жестокие, зверовидные и бесчеловечные варвары как бы в мясной лавке безжалостно поражали ударами тела отцов, не так, чтобы испугать или причинить умеренную боль, но чтобы уже и убить и предать смерти. Одних они рубили мечами по шее, другим разбивали головы ударами больших и тяжелых камней, иным ломали голени, иных били по лицу палками или камнями, и нельзя было видеть кого‑либо не измаранного сукровицею или не обагренного и не истекающего кровью. И как волки, напав на стадо овец, собранное вместе и скученное, расхищают его, так и эти дикие, жестокие и звероподобные, наскочив на разумных и кротких овец Христовых, разрушили их сплоченность. Затем, достаточно исколотив преподобных как молотами в кузнице, они отовсюду метанием камней и грозными и дикими криками сверху чрез поток согнали их в церковь.

22. Некоторые из братии, претерпев такое насилие и нужду, пытались скрыться, прячась в пещерах, [20] расселинах гор и проломах, но лишь немногие могли укрыться. Так, напр., найдя игумениарха, т. е. приставленного для приема останавливающихся в игуменском доме приезжих, по имени Иоанна, богобоязненного и кроткого характером, юного летами, копьеносцы диавола нанесли ему тьму побоев и ударов камнями, подрезали жилы и, оставив полумертвым, не позволили гонимому сойти в церковь собственными ногами, или не бывшему в силах из‑за боли от ударов, или для большого мучения; но, стаскивая его за ноги по скалам и острым камням, безжалостные и немилосердные влекли его сверху, с вершины горы, до самой церкви, как если бы кто нашел мертвую скотину или бесчувственное дерево. Содрав всю кожу со спины и с задних частей (ибо длина и расстояние пути было не мало и притом круто), они бросили его еле дышащего на церковном дворе. Замученный потом дымом, он предал душу Христу с другими преподобными, о которых с Богом будет сказано.

23. Ученики измыслителя порока, сыны мудрого на злодеяния змия и порождения ехидн заранее поставили некоторых из своих на более возвышенных местах наблюдать с тем, чтобы, если они усмотрят кого‑нибудь желающего убежать, то удержали бы его, воспрепятствовали и против воли вернули в лавру и церковь. Итак некто родом Дамаскинец, по имени Сергий, увидел, что отцы после стольких побоев варварски сгоняются и сталкиваются варварами в церковь (это трикраты злосчастные и злообъятые придумали и исполняли ради мучения их); знал же он потаенное место, в котором были скрыты некоторые из священных предметов церкви, ибо он был [21] учеником преподобного игумена; итак, убоявшись, что он, как человек, не вынося силы мучений, укажет это место и за это подпадет суду, как предавший святое псам (Матф. VII 6) и принесенное Богу предоставивший слугам сатаны, блаженный подумал, что ему надлежит и лучше будет бежать и снискать бегством избавление от такого суда.

24. Итак его, удалявшегося бегом и оказавшегося уже далеко от лавры, поставленные с этою целью стражи усмотрели и, опустившись, схватили и стали принуждать уколами мечей возвратиться опять в лавру; он же с смелым сердцем и безбоязненною мыслию ответил им: «Я не возвращусь по вашему велению, ибо не для молитвы или благочестия вы повелеваете нам сегодня войти в церковь». Даже сами варвары были поражены его мужеством и твердостью. Снова жестоко и бесстыдно оскорбляя его и поражая каменьями, они приказывали возвратиться; но он все‑таки не повиновался их приказанию.

Говоря это, он наклонял и шею. Это рассказал один из братии, бывший вместе с ним и возвратившийся. Тут вскочил некто из отступников, вскипев рвением и гневом и нося [22] в утробе диавола, и, извлекши меч у своего товарища, ударил по шее блаженного. Не насытив этим своего безумия, он нанес ему второй и третий удар; затем, столкнув его в некий поток, они побросали на него большие каменья, так что разбили почти все тело преподобного. Так доблестно боролся он против коварства врага, восстал против греха до крови, нисколько не отступил от высочайшей доблести, не допустил ради трусости или ради предстоящего и грозящего страха смерти никакой низкой и жалчайшей страсти, но, явившись во истину благородным, богоподобным душою и крепчайшим, первый стяжал венец мученический. После удаления варваров принеся его святые останки, совершенно обагренные и окрашенные, вернее же омытые и очищенные кровью, мы пристойно положили их в пристойных гробницах со святым сонмом убиенных в этот день преподобных отцов. Но об этом после, а теперь возвратимся к продолжению рассказа.

25. Разнообразные в пороке, страшные и вселукавые мятежники выслали некоторых из своих на ту сторону, к востоку от потока, откуда западные части видны совершенно ясно, дабы они голосом и рукою указывали и объявляли единомышленникам желавших бежать, скрыться и спрятаться в пещеру или отверстие или под кров скалы. И таким образом никто не мог бежать или уклониться от их смертоносной сети и окружения, ибо все повсюду, как сказано, были разыскиваемы и указываемы.

26. Но, дойдя до этого места рассказа, я не миную доблестного, крепкомысленного и воистину достигшего высшего предела высшей любви и совершившего [23] его на деле, ибо не годится миновать такого в речи не отмеченным, по истине достойного удивления и христоподражательного подражателя Христа. Некоторые из братии, будучи преследуемы, прибежали к некой весьма тесной пещере, в которой надеялись скрыться и спрятаться от гнусных осквернителей. Один из соглядатаев, стоявших напротив к востоку, видя их влезающими в отверстие, с громким криком показывая пальцем, указал пещеру соотступникам. Некто, с мечом став у двери и входа в это отверстие, с громким криком и страшною угрозою приказывал выйти находившимся внутри; братия же, как открытые и угрожаемые быть взятыми и преданными горьким мукам, поразились страхом. Было их числом пять, из которых один достопамятный, дивный и достохвальный, родом Адраинец, по имени же Патрикий.

Шепнув это, он выскочил, вышел к кровопийце варвару и сказал: «Пойдем куда велишь». Но тот сказал: «Выведи и остальных, которые скрылись с тобою внутри». Но доблестный Христов воин и бесстрашный витязь стал уверять и множеством речей осведомлять и убеждать палача, что он один только был скрыт внутри и [24] с ним никого другого совсем не было. Убедив этими словами нечестивца, оруженосец и защитник любви и братолюбия направил путь к церкви, сам с величайшей готовностью указывая ему дорогу.