Для снискания себе пропитания, а также для управления в труде, пустынник занимался деланием деревянных чашек, которые ставил у морской пристани: мореплаватели, находя эти чашки, охотно брали с собою, оставляя взамен их хлеб и другие съестные припасы. Чрез несколько времени, в 1616 году, инок Елеазар встретился в пустыне с таким же подвижником, Соловецким иеромонахом Фирсом, и принял от него пострижение в схиму. С принятием схимы, пустынник увеличил свои подвиги, и перешел на другое место жительства, к морской губе, называемой ныне Троицкою, вдающейся в остров на две версты. Здесь он нашел ветхую часовню, которую перестроил своими руками. Келейным занятием его было по прежнему приготовление деревянных чашек.

Мало по малу молва об Анзерском пустыннике, распространилась по Беломорскому берегу и к нему собралось несколько ревнителей безмолвия и уединения. Елеазар не решился удалиться от людей, ищущих, подобно ему, душевного спасения, и составить из них небольшое братство пустынножителей.

Прп. Елеазар ввел для сподвижников древний порядок пустынной жизни. Каждый пустынник имел особую келью, не в дальнем разстоянии от других, пребывал в ней в посте и молитве, занимаясь каким либо рукодельем для своего пропитания, никого не принимал к себе и сам не ходил, кроме собрания на общую молитву. Общая молитва совершалась или в часовни, или в келье прп. Елеазара: свечера отправляли вечерню, читали псалтирь, пели каноны Господу Иисусу и Пресвятой Богородице, исповедывали свои помышления и грехи наставнику; утром служили литию, утреню, часы, и затем подвижники уходили на безмолвие в свои кельи. Прп. Елеазар был примером подвижничества для всех учеников: умерщвляя свое тело постом, бдениями и коленопреклонениями, он имел на себе железныя вериги, рубил дрова, носил воду.

Как преподобный умел побеждать свои пожелания, показывает следующее повествование жизнеописателя его: случалось, что ему приходило на мысль вкусить рыбы; он приготовлял ее, ставил пред собою и, не дотрагиваясь, укорял себя в невоздержании. Нетронутая пища, оставаясь в келье, разлагалась, тогда подвижник говорил себе: «ешь теперь, если хочешь»

Не терпя таких подвижников самоотвержения, враг искуситель усиливал свою злобу на Преподобнаго. Соловецкий игумен Иринарх, глубоко уважая Елеазара, нередко и сам посещал его для духовной беседы, и приглашал чрез слугу к себе в монастырь. Однажды является этот слуга с лошадью, заложенною в сани; подскочив к окну кельи, он передал от игумена поклон и приглашение приехать в монастырь. Елеазар начал собираться в путь и раньше обыкновеннаго совершил утреннее молитвенное правило. Заметив, что посланный часто уходит из кельи во время службы, он спросил его: «зачем так часто отлучаешься из кельи?» – «Лошадь посматриваю, не смирно стоит», был ответ. По окончании молитвы, Елеазар хотел пред отъездом вкусить пищи и угостить приезжаго, и пред вкушением, по обычаю, стал читать молитву Господню, но лишь только произнес: «и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого», мнимый слуга мгновенно исчез. С ужасом подвижник взглянул в окно, но на дворе не оказалось даже и следов приезжаго. Тогда он понял, что это было искушение от диавола, и возблагодарил Господа Бога, не допустившего посмяться над ним врагу. Иногда враг человеческого рода воздвигал на Преподобного злых людей. Так, однажды он положил на сердце некоторым береговым жителям ограбить подвижника, внушив им мысль, будто у него большие богатства. Эти люди приплыли к острову и приблизились к бедной келье старца, который, предугадывая намерение их, обратился с молитвою о защите к Богу. Злодеи, не успев ничего сделать, как бы обезумели и стали несмысленно кружиться около кельи. Сжалившись над ними, преподобный Елеазар вышел к ним и спросил: «зачем, дети, вы пришли и чего хотите?» Но несчастные не отвечали и продолжали кружиться. Тогда подвижник молил Бога о разрешении пришельцев от невидимых уз и молитва его была услышана; очнувшись, злодеи пришли в себя и с раскаянием просили у старца прощения. Преподобный простил их, и наставив никогда не желать чужой собственности, отпустил домой.

Как ни убегал подвижник славы человеческой, но он сделался известен даже царствующему дому. Игумен Иринарх, в царствование Михаила Феодоровича, находясь в Москве по делам монастыря, был принят родительницею царя, великою старицею Марфою Ивановною. В беседе с ним старица спросила: «правда‑ли, что на Анзерском острове проживают отшельники?» Когда игумен отвечал утвердительно, старица подала ему мысль об устройстве для них храма и пожертвовала для этой цели 100 рублей. Сами Анзерские пустынники давно желали устроить себе храм Божий, но, не имея достаточных средств, не знали, как приступить к делу. Теперь они видели, что Промысл Божий печется о них, внушив такую мысль родительнице царя. Другое обстоятельство еще более помогло Анзерским пустынникам исполнить свое желание в скором времени. Один старец, Александр Булатников, впоследствии преемник знаменитаго келаря Троицко–Сергиевой лавры, Авраамия Палицына, уважаемый царем и всею его фамилиею, знал лично прп. Елеазара. Он, вместе С игуменом Иринархом, извещал патрирха Филарета об устроении Анзерскаго скита и неимении у пустынников храма. Грамотою 18–го марта 1620 года патриарх предписывал Соловецкому игумену Иринарху послать в скит плотников и срубить храм в клетку, во имя Св. Троицы с приделом прп. Михаила Малеина, обещаясь прислать от себя образа, сосуды, облачения, книги и все, что необходимо для богослужения. С своей стороны царь, грамотою 20–го января 1621 года, повелевал Анзерским пустынникам иметь содержание от Соловецкого монастыря, не вмешиваясь в управление монастырскими угодьями, быть в послушании у Соловецкаго настоятеля и соборных старцев, самоволия и безчиния не делать, мирских людей к себе не принимать, всячески удаляясь молвы и смятения.

С построением храма, Анзерские пустынники хотя не оставляли своих келий, но чаще стали собираться для общей молитвы. Иеромонах Варлаам совершал для них богослужение и, в качестве «строителя» скита, пользовался некоторою властью над скитянами. Сам Елеазар избежал начальствования и оставался духовным руководителем и советником братства. Но вскоре, в 1624 году, вероятно по воле царя или патриарха, он должен был принять на себя бремя правления, которое отягчилось для него потерею покровителя и друга – Соловецкого игумена Иринарха. Каких духовных даров достигли оба подвижника, обнаружилось в cледующем обстоятельстве: когда наступил для Иринарха смертный час, Елеазар, будучи в своем скиту, сказал братии: «друг мой собеседник о Господе игумен Иринарх сегодня умирает, мне надобно поспешить в обитель, но уже не застану его в живых». Иринарх же, на одре смертном, пред Соловецкою братиею произнес: «брат мой духовный Елеазар, сегодня отправляется из своего скита в нашу обитель и желает прибыть прежде моей кончины, но, по воле Божией, уже не увидит меня в живых».

При новом Соловецком игумене Макарии, грамотою 7–го Февраля 1628 года, число братства в Анзерском ските определено в 12 человек и на это число повелено отпускать, чрез Соловецкий монастырь, из доходов Двинской области на одежду по 2 руб. на человека, на содержание по три четверти ржаной муки, по осьмине овса, солоду, по полуосьмине круп и толокна, на церковные расходы – пуд воску, три ведра красного вина, 10 фунтов ладона, на просфоры – по четверти пшеничной муки, и кроме того 5 руб. на дрова. Благодаря такой заботливости царя Михаила Феодоровича, материальное положение Анзерских пустынников было обезпечено. Милостивое расположение царя к Анзерскому скиту увеличилось еще более со времени счастливаго события в царском семействе. В беседе с Александром Булатниковым, царь выразил ему свою скорбь, что не имеет по себе наследника, прибавив: «кто бы мог помолиться, чтобы Господь разрешил наше неплодие?». «Есть, государь», – отвечал старец, «в твоей державе один подвижник, котораго молитву, верую, услышит Господь Бог», и разсказал о жизни и подвигах преподобнаго Елеазара. Благочестивый царь обрадовался этой вести и послал просить пустынника в Москву. Прп. Елеазар отправился. В первой же беседе с ним царь открыл цель приглашения его. Подвижник, утешая царя, сказал: «по вере вашей Господь Бог не оставит вас без наследника престола». Государь принял эти слова за предсказание и оставил старца в Чудовом монастыре в ожидании. Скоро Господь утешил царя, даровав ему сына Алексия (1629). Рождение царевича принесло царскому дому радость и торжество. Не был забыт при этом и Анзерский пустынник, пребывавший в Чудовом монастыре. Царь, призвав к себе Елеазара, предлагал ему почести и чины духовные, но смиренный подвижник отказался от лестных предложений, намереваясь окончить жизнь свою в пустынном уединении.

Уважая Анзерскаго строителя, царь хотел упрочить существованье скита его, и грамотою 31–го июля 1633 года объявил Анзерский скит независимым от монастыря и разрешил пустынникам избирать строителей из своей среды, иметь братии 12 человек и 2 мирян для рубки дров, провинившихся не посылать в Соловецкий монастырь для исправления, но смирять их по своему усмотрению. Соловецкому игумену предписывалось не вступаться в управление скитом, не посылать туда строителей, не делать пустынникам никакого притеснения и не препятствовать желающим из Соловецкой братии переходить в скит. А Двинскому воеводе особою царскою грамотою, того же 31–го июля 1633 года, было повелено, под опасением опалы, высылать в Анзерский скит, своевременно и сполна, назначенное содержание на казенных подводах и судах, помимо Соловецкаго монастыря. Впрочем, зависть и недоброжелательство злых людей причиняли скитянам не мало скорбей и безпокойств. 13–го июля 1634 года приезжали к острову злоумышленники с явною целью грабежа, но в то время приплыли к устью губы поморския ладьи, и воры, устрашившись, бежали. По жалобе, прп. Елеазара, царь грамотою 31–го января 1638 года, повелевал Сумскому воеводе охранять скит от разбойников и недоброжелателей.

В это время скитское братство увеличилось несколькими замечательными лицами. В 1634 году вступил в скит Никодим, который сделался любимым учеником прп. Елеазара и, по смерти его, занял место строителя. Сюда пришел, по стремлению к строгому подвижничеству, московский священник Никита. Скоро он принял монашеское пострижение с именем Никона. Пламенная душа Никона созревала в Анзерской пустыне в подвигах поста и молитвы для будущих трудов церковнаго управления в звании новгородскаго митрополита и потом всероссийскаго патриарха. Никон каждый день прочитывал псалтирь, каноны Господу Иисусу и Божией Матери, и клал 1000 поклонов. Но недолго этот новый подвижник служил назидательным примером для скитскаго братства: Промысл Божий видимо вел его к высшему служению и Никон переехал в Кожеезерскую пустынь.

Прежняя церковь сделалась тесною для умножающейся братии, и прп. Елеазар решился построить каменный храм Знамения Пресвятыя Богородицы, мерою в 5 сажень. Средств, сбереженных временем, оказывалось почти достаточно; но в крайнем случае, имелась в виду, благотворительность некоторых из поморских жителей. Пустынники повергли пред царем новую просьбу о разрешении устроить каменный храм и вскоре получили разрешение. Благочестивый царь, приняв живое участие в деле, начинающемся к славе Божией, предписал двинскому воеводе, князю Львову, отпустить из таможенных сборов на это строение двести рублей, с тем, чтобы Анзерские пустынники молились Богу за упокой души родителя его, патриарха Филарета. Мало того, царь повелел Львову послать в скит строителей с рабочими людьми, опытными в каменном деле. Соловецкому же игумену Варфоломею, в грамоте 12–го января 1638 года, было приказано дать с монастырскаго завода для предполагаемаго строения кирпич и известь, с платою из сумм, принадлежащих Анзерскому скиту т. е. пожалованных царем и имеющихся в соборе.

Но доброму намерению не суждено было исполниться в скором времени. Соловецкому игумену Варфоломею не нравилось дело, задуманное Елеазаром, а потому он донес в Москву, что Анзерский строитель начинает церковное строение не по средствам и в монастыре нет в готовности материалов. Хотя Варфоломей в следующем году оставил настоятельство, но строение каменной церкви замедлилось на неопределенное время. Преподобному Елеазару пришлось испытать много неприятностей и огорчений. Несмотря на это, он не унывал и не оставлял своего намерения. Чрез восемь лет новый случай помог ему приступить к начатому делу. Алексей Михайлович, вступив на престол по кончине родителя своего, вспомнил об Анзерском пустыннике, предсказавшем некогда рождение его, и пожелал видеть его. Преподобный, не смотря на старческую дряхлость, отправился в столицу и был милостиво принят государем. Царь вручил ему подтвердительную ручную грамоту 11–го Февраля 1646 года, а Соловецкому игумену Илии повелел по предположенной мере выстроить в скиту каменную церковь и донести в приказ большого дворца боярину князю Львову, во что обойдется строение. Теперь, казалось, все препятствия были устранены; тем не менее игумен Илия не приступал к постройке, пока не получил подтверждения о царской воле от двинскаго воеводы, князя Ромодановскаго. Между тем, негодуя на Елеазара, он успел выдержать его некоторое время в Соловецком монастыре в заключении.

Наконец, подвижник имел утешение не только видеть успешное строение храма, но и лично заправлял постройкою, участвуя во всех трудах братии. Так, когда раннею весною не было доставлено из Соловецкого монастыря достаточное количество кирпича и рабочие оставались без дела, прп. Елеазар, не смотря на лед, носившийся в море, сам с несколькими людьми отправился на судне в монастырь. Нагрузив ладью кирпичом и известью, пловцы на обратном пути были затерты льдом. Опасность была великая, но Преподобный, не теряя присутствия духа и упования на Бога, взялся за руль и спас всех от явной гибели. При усердных трудах Елеазара и его сподвижников, скитский каменный храм, с трапезою и кельями для пустынников, устроился, но освящен был уже по кончине строителя.

В то время, когда Анзерский пустынник изнемогал под бременем забот и лет, прежний его сподвижник, Никон митрополит новгородский, а впоследствии всероссийский патриарх, был ему помощником и утешителем. Помня Анзерский скит, в котором принял пострижение, Никон почти каждую свою грамоту Соловецким властям заканчивал припискою: «да пожалуйте Бога ради и нашего ради прошения, Анзерских старцев жалуйте и берегите»; или: «да поберегите Анзерских старцев, строителя и братию, а мы, елика сила наша будет, рады вам помогать». Всякую просьбу бывшего своего наставника, Елеазара, Никон старался исполнять с точностью. Так, в грамоте Соловецкому архимандриту Илии, 1651 года, митрополит писал: «бил челом Живоначальныя Троицы Анзерския пустыни строитель старец Елеазар с братиею, чтоб к ним в Анзерскую пустыню из Соловецкого монастыря отпустить велел больничного старца Кирика; и как к тебе сия наша грамота придет и ты бы в Анзерскую пустыню больничнаго старца Кирика отпустил». Сделавшись же патриархом, Никон еще с большею любовию благотворил Анзерскому скиту. Грамотою 29–го апреля 1655 года он извещал, что, по ходатайству его, государь повелел увеличить жалованье Анзерскому скиту и давать по пуду ладону, по три пуда воска, по 5 ведер церковнаго вина, по четыре четверти пшеничной муки на просфоры, строителю и братии прибавить по рублю, отпускать денежную выдачу и вновь прибывшим пяти инокам. Вместе с тем патриарх и от себя препроводил милостыню Елеазару два рубля, и 11 человекам братии, каждому по рублю. В другой раз патриарх послал в скит серебряные оклады на иконы, 250 рублей деньгами, 11 осетров для братии и белугу для Елеазара, прося молитв соборных и келейных.