Объем деятельности отца Александра, конечно, нельзя измерить в цифрах, но, если уж на то пошло, можно привести вот такие: в семидесятых годах насчитывались десятки групп и вокруг каждой из них, в ее орбите, часто еще десятки лиц. Отец крестил в среднем человек пятьдесят в месяц, в основном взрослых. Благодаря своей духовной открытости, энциклопедическим знаниям, любви к литературе, искусству, интересу к наукам — он был идеальным собеседником для интеллигентов, от вопросов которых никогда не отделывался общими фразами. Сколько известных людей: ученых, писателей, художников им было обращено к Евангелию? Сегодня, когда прежние предосторожности отпали, мало–помалу, с удивлением обнаруживаются эти имена. Однажды, на выставке одного живописца, должно быть, это было примерно в 1966 г., когда он еще служил в Тарасовке — женщина, вся в черном, подошла к нему и сказала: «Похоже, вы очень хорошо умеете обращать людей, а у меня есть несколько человек, которых нужно обратить». Это была знаменитая пианистка Мария Юдина. Они подружились и в дальнейшем нередко встречались для нескончаемых разговоров, часами вышагивая вокруг церкви в Тарасовке.

В эти же годы он познакомился с Солженицыным. Прочтя одну из его книг в самиздате, захотел увидеть его. Один из друзей отца Д. Дудко весьма тайно организовал эту встречу, поскольку, чтобы писать некоторые свои книги, Солженицын часто вынужден бывал таиться. Трое мужчин приехали.«Кто там?» — спросили изнутри. — «Тот, кто нужен, тот, кто нужен», — ответил друг, не осмеливаясь назвать имени. Они были введены в дом и стали друг друга разглядывать. Судя по фотографиям, отец Александр воображал, что увидит человека угрюмого, сурового, но писатель оказался полным сил, веселым, улыбающимся во весь рот. Он излучал физическую энергию. «Я встречал известное число писателей, но никто из них не был так умен. Он воспринимал все мгновенно и обладал юношеским энтузиазмом, строил множество планов». В дальнейшем они встречались регулярно. Солженицын крестился в детстве, но вера в нем пробудилась позже, хотя в христианстве он скорее видел этическую систему. Он прочитал некоторые из книг отца Александра еще до их публикации ( [150]).

Отец Александр был связан с Надеждой Мандельштам, вдовой великого поэта ( [151]). Она регулярно причащалась в новодеревенской церкви. Он посещал ее в Москве и соборовал ее за день до смерти.

Из всего этого отец Александр никоим образом не извлекал себе славы. Он совсем не был обращен на себя. Всегда оставался предельно смиренным, любил себя представлять как простого сельского священника.

«Если писателю скажут, что он «единственный», — это его триумф, а для нас, священников, катастрофа. Мы рядовые, живущие присягой. Мы из той породы, которая «в одиночку в поле не воины». Кроме того, от чувства самости успешно оберегают неудачи, ответственность, утомление и опасность. Увы! И вообще у меня научный склад ума, а наука учит смирению. Ну сделал то–то и то–то. Ну одной книгой больше. Что это в сравнении с безмерностью задач?»

В чем моя вера

Накануне своей смерти отец Александр прочитал лекцию о христианстве. Вот как он ее закончил: «И если мы еще раз зададим себе вопрос, в чем же заключается сущность христианства, мы должны будем ответить: это Богочеловечество, соединение ограниченного и временного человеческого духа с бесконечным Божественным. Это освящение плоти, ибо с того момента, когда Сын Человеческий принял наши радости и страдания, нашу любовь, наш труд, — природа, мир, все, в чем Он находился, в чем Он родился как человек и Богочеловек, — не отброшено, не унижено, а возведено на новую ступень, освящено. В христианстве есть освящение мира, победа над злом, над тьмой, над грехом. Но это победа Бога. Она началась в ночь Воскресения, и она продолжается, пока стоит мир. Вот на этом закончу… ( [152])»

Таковы были последние слова отца Александра, произнесенные им публично.

Все, чему он учил, было сосредоточено на Иисусе Христе. Один из его духовных детей вспоминает: «Отец Александр мог бесконечно говорить о Христе как о близком человеке, всякий раз находя в нем новые живые черты. В наше время, когда все слова уже сказаны и перестали работать, отец умел находить свежие и действенные слова, волнующие душу и зажигающие сердце» ( [153]).

Христианство, повторял он, это не сумма догматов и моральных заповедей, в первую очередь это Сам ИисусХристос ( [154]). «Заметьте, — подчеркнул он по ходу этой лекции, — Христос не оставил нам ни одной написанной строчки, как Платон свои диалоги. Он не оставил скрижалей, на которых начертан закон, как Моисей. Не продиктовал Коран, как Мухаммед. Он не образовал ордена, как сделал Гаутама Будда. Но Он сказал ученикам: «Я с вами остаюсь во все дни до скончания века…» Весь глубочайший опыт христианства на этом строится» ( [155]).

Поэтому вся христианская жизнь основывается на личном духовном опыте, на личной встрече с Иисусом Христом. Именно на встрече.

В этот же день он объяснил смысл известной христианской молитвы, основанной на повторении простой формулы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного!».

«Повторяя различные молитвы, христианские подвижники могут быть уподоблены восточным, индийским, которые повторяют разные мантры. Здесь есть сходство и параллель. Но одна из главных молитв христианского подвижничества называется «Иисусовой молитвой», где повторяется постоянно имя Родившегося, Жившего на земле, Распятого и Воскресшего. И вот эта христоцентричность главной христианской молитвы радикально отличает ее от всех остальных медитаций и мантр, потому что здесь происходит встреча, не просто концентрация мысли, не просто сосредоточение, не просто погружение в некий океан или бездну — духовность, а встреча личности с Лицом Иисуса Христа, который стоит над миром и в мире ( [156])».

В этой лекции он употребил термин «богочеловечество». Это слово введено было русским богословом Владимиром Сергеевичем Соловьевым, оказавшим большое влияние на отца Александра. Этим неологизмом Владимир Соловьев обозначил основополагающий догмат христианства — о сочетании Бога с творением через воплощение Иисуса Христа. «Истина Богочеловека, уже пришедшего во плоти и еще грядущего в славе, эта единая истина содержит в себе всю полноту новозаветного откровения» ( [157]).