Любопытно отметить, что архиеп. Иоанн относился к ошибкам в учении блаж. Августина о милости так же, как и к «догмату» митроп. Антония, то бишь как к частному заблуждению, которое не следует ни принимать, ни защищать, но нельзя и использовать для обвинения праведника в ереси. Отец Серафим вспомнил, как однажды он спросил архиеп. Иоанна, как следует относиться к «догмату», и Владыка незамедлительно провел параллель с блаж. Августином. Из той беседы о. Серафим вывел: «Если считать блаж. Августина еретиком, таков же и митроп. Антоний, если же принимать последнего, невзирая на его заблуждения, тогда следует признать и блаж. Августина». Такое понимание шло вразрез с логикой «новых богословов»: отрицая блаж. Августина, они превозносили митроп. Антония как единственного учителя в нынешние времена, свободного от «западного влияния».

И еще одного святого неотрадиционалисты тщились «изъять из календаря» — последнего императора Византии Константина XII. Когда о. Герман и о. Серафим напечатали свой первый церковный календарь, следуя традициям православных календарей России, один из новых богословов в письме потребовал «удалить этого еретика», очевидно, вменяя св. Константину в вину присутствие на «западной» литургии. Отец Герман едва не уступил требованию, но о. Серафим твердо сказал: «Давай сначала посоветуемся с архиепископом Аверкием». Вскорости от него пришел ответ, подтвердивший, что император Константин XII «замечательный» святой, те же, кто его не признает, — «щенки в богословии». И о. Серафим решил — быть этому святому в календаре!

- Вот ты и попал в «западный плен», — подшучивал о. Герман.

- И хорошо! — откликался о. Серафим. — Значит, я вместе со святыми Отцами, которых обвиняют в том же.

Под западным влиянием, как объяснил он о. Герману, находятся именно те, кто ставит мнение одного человека (их «партийного» лидера) выше достоверной традиции. Именно из‑за такого неверно истолкованного «послушания» и возникли богословские заблуждения в современной католической Церкви. В одном из писем он сетовал:

«Неужто Православие в Америке так зашорено, что должно повиноваться диктату какого‑нибудь специалиста–знатока и неукоснительно следовать «партийной линии» в любом вопросе?! Это противоречит тому, чему учил Владыка Иоанн, всей его миссионерской деятельности».

Такую зашоренность, узость взглядов о. Серафим назвал «уставничеством» или «недугом правильности». Болезнь эта, как он видел, очень заразна среди людей молодых, как новообращенных, так и урождено православных. «Сверхправильные пастыри дают простые ответы на сложные вопросы, что весьма привлекает тех, кто еще не тверд в вере. Многие новообращенные тянутся к «правильности» как младенец к соске. По–моему, им куда полезнее для спасения души чуток отступить от «уставничества» да прибавить в смирении».

Современный, узкологический подход «сверхправильных» богословов ставится выше простого верования православных греков «старой традиции». Отец Серафим понимал, что и многострадальным русским новый подход совершенно чужд. Он писал: «Всем этим «мудрецам» недостает главного в православной жизни, на что указывали святые Отцы, — страдания. Новая «мудрость» рождена в праздном умствовании, в бесплодных и бессмысленных спорах. Истинно глубокой является мудрость выстраданная (какую Господь ниспослал нынешней России), хотя она и не даст «красивого» ответа на всякий глумливый вопрос. Так давайте проникнемся этим страданием. И милость Господня пребудет с нами!»

«НОВЫЕ МУДРЕЦЫ» нашли простой ответ даже на такой сложный вопрос, как взаимоотношения разных православных Церквей. «Уставники» утверждают, что все Церкви, держащиеся нового календаря или свободных экуменических взглядов, — еретические и «ущербные». И вообще, их нельзя назвать Церквями, а их таинства благодатными.

Между прочим, ведущие из новоявленных «мудрецов» до вступления в Русскую Зарубежную Церковь принадлежали как раз к одной из новых «еретических» Церквей, к новостильной Греческой Архиепископии, и были ею отстранены от священнослужения. Русская Церковь приняла их из любви, полагая, что кара незаслуженна. Защищали их и о. Серафим с о. Германом. Однако сами отлученные отцы измыслили так: дескать, Греческая Церковь не несет благодати Божией, а потому и не вправе лишить их сана! По их логике выходило, если признать благодатность Греческой Церкви, следует признать и правомерность их наказания, то бишь пожизненный запрет на священнослужение. Их холодная «правильная» логика не допускала прощения или иного выхода.

На беду у одного из них брат всё еще продолжал служить в Греческой Архиепископии. Приехав однажды в Платину, этот «правильный изгой» гордо заявил о. Герману: «Конечно же, я не молюсь за брата!» Речь шла о поминовении православных во время литургии. Ошеломленный о. Герман тут же пошел к о. Серафиму:

- Представляешь! Он говорит такое о родном брате, их обоих рукополагал один и тот же епископ!

Отец Серафим лишь оторопело воззрел на собрата, потом сказал со вздохом:

- Что ж, он и в этом «правильный».