В чем искать причину такого всеобщего явления? Перевелись ли в Церкви истинные наставники? Или паства отказывает в доверии тем, кто мог бы стать пастырем? И то, и другое справедливо. В целом же остывает любовь и рушится как пастырство, так и доверие мирян, ибо жизнь наша построена на беззастенчивом насаждении всего революционного и на себялюбии.

В чём же дело? Как разумно вести Церковь и добиться послушания? В сегодняшнем мире это невозможно. Слепо довериться какому‑нибудь новоявленному «духоносному старцу»? — Весьма опасно. Сколько людей слепо доверились о. Пантелеймону (из Бостона), и кроме разлада и конфликтов пока ничего не видно, хотя итог может быть печальнее.

«Духовный кризис», выражающийся сегодня в отсутствии единодушия, можно преодолеть лишь одним: являть любовь, доверие к ближнему, жить как заповедали святые Отцы, сколь бы мал ни был круг общения. Стяжав мудрость святых Отцов, люди проникаются душевным настроем друг друга. Это куда полезнее, чем уповать на мнение авторитета, уверовав в его непогрешимость. Однако сколь же трудно добраться до святоотеческой мудрости. Сколько на пути раздоров с другими, не менее искренними искателями! А может, это потому, что не утруждаемся искать долго и глубоко?

Господи, дай ответ на этот поистине животрепещущий вопрос! Если труды наши помогают людям обрести единение душ и мыслей в истинном Православии, побуждают к самостоятельному решению вопросов, но в неукоснительном следовании учению святых Отцов, тогда наша жизнь в пустыни оправдана. Но даже и на нашей стезе к единению душ встречаются разногласия, как например, нас никто не поддерживает в почитании блаж. Августина как православного отца и святого. Может, преодолев незначительные расхождения, мы обретем еще большее единодушие? Дай Бог! Больше нечего противопоставить «партийной» линии в Церкви, ничего общего не имеющей со святоотечеством».

Через несколько месяцев после этих строк родились другие — на ту же тему — в письме к Алексею Янгу: «Горько воздыхаю, думая, а стоит ли вообще докапываться до истинного понимания Православия. Сегодня столько всезнаек, что «мудрее мудрецов», а прочие слабы в вере — любой ветерок свалит. Может, прав наш юный Фома Андерсон? Он сказал гениально: раз все думают не так, как мы, возможно, мы и впрямь неправы? Но мне вспоминаются Владыка Аверкий, о. Михаил Помазанский, всё то старое поколение, из которых уже почти никого не осталось, и, право, плакать хочется, глядя на зеленых «всезнаек», которые не понимают главного. Но ведь истинное понимание приходит только страданием, а многие ли выдержат?»

«СТРАЖДУЩЕЕ ПРАВОСЛАВИЕ» — выражение св. Григория Богослова — не сходило с уст архиеп. Аверкия. Значение его двояко: это Крест, который православные христиане должны нести, следуя за Христом в Рай, и гонения, претерпеваемые за Истину в падшем мире сем. Почему «страждущее»? Потому что все упомянутые нами праведники в той или иной степени претерпели страдания, нередко, как сам Христос, от слуг Церкви. Архиеп. Аверкий подметил: «Можно жестоко поплатиться и пострадать тому, кто последует голосу совести и Закону Божию, ясному и нелицеприятному! И это во всех областях современной жизни, порою даже в религиозной и церковной».

Сам Владыка вкусил сполна «страждущего Православия». В 1973 году его, уже больного, навестил о. Герман, расспросил о самочувствии, и тот сказал: «Какое может у меня самочувствие, когда Православие умаляется, а зло торжествует. Христиане озлобились, исполнились вражды, не лучше и православные, да пожалуй, что и хуже, ведь им больше дано. И кто же в эти ужасные времена встанет в защиту СТРАЖДУЩЕГО ПРАВОСЛАВИЯ?»

В своей последней книге архиеп. Аверкий выразил озабоченность «духовной опустошенностью», невыносимой для его пастырского сердца и усугублявшей его и без того тяжелую болезнь. «Вследствие всех тяжелых душевных переживаний на почве происходящего, постиг меня (так по крайней мере свидетельствуют об этом врачи) целый ряд весьма тяжких заболеваний, едва не лишивших меня этой временной земной жизни, поскольку не мог я примириться со всем, что творится вокруг и относиться ко всему этому равнодушно».

Далее он заключил: «Судить меня будет, как и всех нас, нелицеприятный Бог. Но одно могу сказать: поступал я честно, по совести, невзирая на лица».

31–го марта/13–го апреля 1976 года, разрубив узы своего многострадального пастырства, архиеп. Аверкий почил. В полузабытьи последних дней он не раз шептал: «Лазарь болен». Непостижимым для разума путем он, видимо, прозрел свою схожесть с возлюбленным другом Христовым (см.: Ин. 11), ибо упокоился в день поминовения Лазаря. На третий день, в Лазареву субботу (когда Лазарь восстал из гроба) Владыку похоронили.

На следующий день о. Серафим оставил в летописи следующую запись: «Братию известили о кончине нашего духовного и богословского наставника, архиеп. Аверкия Джорданвилльского, теперь мы осиротели. Наступило время «безвластия» — неизвестно, найдется ли кто способный продолжить эту духовную линию. Наше Братство сейчас чувствует еще большую ответственность: сейчас как никогда важно передавать истинное учение и дух святоотечества».

Два дня спустя о. Серафим так отозвался о смерти Владыки: «Большая, невосполнимая утрата для всех нас. Слава Богу, что мы при его жизни поняли, что он «живое связующее звено со святыми Отцами». Обычно такое начинаешь понимать, когда человека уже нет рядом».

Отец Герман вместе с двумя иерархами из Сан–Франциско и еп. Алипием Чикагкским отправился в Нью–Йорк на погребение архиеп. Аверкия в Свято–Троицкий монастырь. Там обнаружилось, что даже по смерти Владыку Аверкия не оставили в покое. На отпевании, за которым служил друг усопшего еп. Петрос, священники из «сверхправильной» группировки стояли в алтаре как истуканы — индейские идолища, демонстративно отказываясь принимать участие в службе. Простых верующих, любивших архиеп. Аверкия, потрясло такое неслыханное хамство. Потерявшие всякий стыд «слуги Церкви» даже богослужение (не говоря уже о самих похоронах) использовали для демонстрации своих «политических» взглядов. Как верно обличают их слова самого архиеп. Аверкия. Он подчеркивал: «Церковь дана нам для спасения наших душ и не для чего более! Нельзя делать ее орудием или каким‑то плацдармом для игры своих страстей и сведения личных счетов!»

С мирской точки зрения, архиеп. Аверкий проиграл сражение в своей земной жизни. Битва сатаны с любым проявлением праведности закончится временным воцарением зла. В жизни небесной Владыка Аверкий, без сомнения, признан победителем!