ЗАВТРА — В АМЕРИКЕ».

Отец Серафим никогда не вдавался в подробности: каким образом в свободолюбивой Америке возобладают гонения на христиан и наступит время катакомбной церкви. «Всё испытанное Россией и другими странами, — писал о. Серафим, — придет и сюда. Какую форму примут гонения, мы не знаем, да и не хотелось бы мрачными домыслами нагнетать истерию». Десятилетие спустя мы видим, как Россия мало–помалу обретает вновь религиозную свободу, а Америка утрачивает ее. В 1962 году Верховный Суд отменил общую молитву в американских школах. Сегодня дирекцией школ запрещены почти все проявления христианской веры: нельзя устраивать добровольные чтения Библии во время перемен, молиться перед трапезой, пользоваться четками в школьном автобусе, устраивать собрания христиан после уроков, даже держать Библию на парте. Суд, как правило, поддерживает подобные запреты. Во многих учебниках старательно изъяты любые ссылки на религию, даже упоминание Бога в классической литературе зачастую опускается. Всё это творится в колледжах, которые готовят к жизни молодое поколение. И скоро подобным образом будет изменен лик нации. В 1989 году религиозный писатель Тал Брук заметил: «Для американцев, упивающихся свободой религии, ее усекновение кажется невероятным. Однако достаточно взглянуть на школы. Каждая отражает жизнь и настроение всей нации. Представим, что школы — это Америка в целом. И что же? Добровольные чтения Библии, молитвы, церковные и приходские собрания, равно и любая религиозная деятельность вдруг и сразу прекращаются навеки. Несогласным придется потихоньку перебраться за границу. Вот что случиться, уподобь мы Америку одной из ее государственных школ. Любопытный пример.

Грядущему миру, не унаследовавшему американской Конституции или Билля о правах, придется столкнуться с теми же ограничениями, которые сегодня введены в системе государственных школ, и в обстановке «плюрализма» ограничения эти даже покажутся естественными. А наша законодательная система всячески этому потворствует, стремясь уложить религию в прокрустово ложе «личных потребностей». Усилиями американского Союза гражданских прав повсеместно запрещены изображения сцены Рождества Христова, которые со дня образования этой страны выставлялись в парках и иных общественных местах.

Мы же, по неведению, приветствуем все эти ограничения, и лишь эмигранты из Восточной Европы печально и понимающе качают головой. Они‑то уж знают, что в состоянии сделать всесильное государство».

Сегодня в некоторых государственных школах России уже проводят уроки Закона Божьего. В свободной «светской» Америке люди, напротив, борются за то, чтобы поснимать кресты на холмах, как «символ угнетения». Не правда ли, странные сегодня происходят перемены?!

КАКИЕ БЫ ТУЧИ ни сгущались на горизонте, о. Серафим не оставлял своих миссионерских мечтаний. В джорданвилльской лекции он сказал: «На прошлой неделе я проехал на поезде по всей стране — как необозрима и разнообразна она, ее природа, селения. Мне вспомнились видения преп. Серафима Саровского: по всей необъятной России молитвы дымком воскуриваются, восходят фимиамом ко Господу. Кое‑кто скажет, вот, дескать, типичные слова новообращенного. Америка — совсем иное дело. Здесь много протестантов и вообще безбожников. И православных всегда будет лишь малая кучка, никоим образом они не повлияют на весь народ. Я и не говорю, что мы обратим в Православие всю Америку — нам такая задача не по плечу. Хотя преп. Герман мечтал об этом: после первого «собрания миссионеров» на американской земле он написал, что несказанно рад видеть, как несколько миссионеров делили огромную Америку и каждый претендовал на большую территорию. Словно сами апостолы делили землю, дабы проповедовать Евангелие.

У нас таких всеохватных планов нет. Мы лишь пытаемся осознать себя православными христианами и отнестись к этой жизни серьезно, полагая, что она связана с истинным христианством. Осознав себя, мы начнем меняться, и люди вокруг будут спрашивать: а почему это мы не такие, как все? И мы мало–помалу поймем, что знаем ответы на их духовные вопросы».

В то время о. Серафим еще связывал надежды с голосами новомучеников, гонимых в православных странах: Сергея Курдякова, Александра Солженицына, о. Димитрия Дудко, о. Георгия Кальчу. Голоса эти звучали всё громче, их призывы — всё отчетливее. Как и о. Димитрий, о. Серафим верил, что на крови новомучеников взрастет и расцветет истинное христианство, и не только в России, но и «везде, где страдания русских христиан принимают близко к сердцу».

Видя ожидающую Америку Голгофу, о. Серафим прозревал и возрождение истинного христианства на своей родине, может, не столь широко и открыто, как в России, но оно будет теплиться в американской душе. В заключение лекции о «Православном воскрешении России» о. Серафим сказал: «Закон духовной жизни таков: там, где есть Голгофа, истинное страдание за Христа, — там будет и воскресение. Прежде всего оно коснется людских сердец, а уж какую форму примет в жизни повседневной — не наша забота. Всё вокруг знаменует, что мы живем при скончании света, и чисто внешнее возрождение России будет недолгим. Наше возрождение — внутреннее, к нему мы должны стремиться, и события в Росси обнадеживают: в противовес христианству ложному, или тому, что распространено сейчас, возродится и истинное, страждущее христианство, и не только в России, а повсюду, где еще не оледенели сердца. Мы же должны готовиться к страданиям, ибо они предварят истинное возрождение веры.

Готовы ли мы на Западе к этому? Голгофа — не череда наших повседневных мелких горестей. Голгофские страдания неизмеримо глубже. Их не заглушит ни аспирин, ни увлекательный фильм. Их прошла Россия, и она сейчас пытается поведать об этих страданиях нам. Так не останемся же глухи! Молитвами всех новомучеников, дай нам Бог сил выдержать грядущие испытания и найти в них воскресение душ наших!»

Санта Круз

Найти Бога и неустанно продолжать поиск Его — таков парадокс любящей души. Человек с поверхностным религиозным чувством лишь ухмыльнется, а поймут и обретут счастье в этом поиске лишь чада с пламенным сердцем.

А. В. Тозер.