Из «Слова умирающего христианина своей душе».

Александр Поуп.

НА СЛЕДУЮЩЕЕ ПОСЛЕ Преображенской всенощной о. Серафим отслужил последнюю литургию в жизни. Вскоре он заболел и долее не мог присутствовать на монастырских богослужениях. И раньше случалось недомогание, но о. Серафим уединился в своей келье, в одиночку сражаясь с недугом. Жара, спавшая было в дни паломничества, воцарилась снова, что лишь усугубляло самочувствие больного. Вышеупомянутый студент Джон, ныне находившийся в монастыре и готовившийся ко крещению, зашел к о. Серафиму с вопросами по Священному Писанию. Он вспоминает: «От сильной боли у него даже путались мысли. Он, как всегда терпеливо, выслушал меня, стараясь не выдавать своего самочувствия, но в конце концов признался, что сейчас не в состоянии что‑либо мне посоветовать».

Несколько дней боли не прекращались. Стало очевидно, что недуг серьезный, и как ни отказывался о. Серафим ложиться в больницу, надеясь на выздоровление, он всё же уступил настояниям о. Германа.

После осмотра врачи нашли его состояние очень серьезным. В сосудах кишечника образовались тромбы, кровь не поступала, началась гангрена. Случай весьма редкий, как указали врачи, и болезнь эта коварна, она разрушает кишечник без видимых симптомов, и долгое время больной ничего не подозревает. Удивительно, как о. Серафим столько дней терпел жуткую боль, не прибегая ни к каким болеутоляющим. По мнению врачей, от невыносимой боли впору было кричать.

Отцу Серафиму тут же сделали операцию, удалив омертвелую часть кишечника. Когда к нему впустили, то картина была такая. Лежал он связанный по рукам и ногам, во рту вставлена трубка в дюйм шириной, говорить он не мог, шипел, стараясь шепотом что‑то сказать, но уловить только о. Герман и мог кое‑что: что Владыка Иоанн явился и что‑то предсказал. Никто другой о. Серафима не понимал и не был допущен. Боль его была неимоверна. Но в глазах его лучились невиданная неземная святая любовь к сотаиннику. Находясь под противным его духу посторонним влиянием извне, духом он был волен — во взгляде запечатлелась душа.

После первой операции врачи полагали, что о. Серафим выживет. Однако последующие анализы показали: тромбы стали образовываться снова. Провели вторую операцию. Врачи столкнулись с неразрешимой задачей: если вводить препараты, разжизающие кровь, она не будет свертываться и пациент умрет от кровоизлияния. Если таких лекарств не давать, кровь будет загустевать, по- прежнему образовывая тромбы, и придется удалять всё новые и новые участки кишечника. Из Сан–Франциско приехал профессор — специалист по этому редкому заболеванию, но и он не смог помочь. Доктора сказали, что у о. Серафима один шанс из пятидесяти справиться с болезнью.

«Доктора говорят, что ты умрешь. Но как же с Аляской?! — воскликнул о. Герман, видя явный конец собрата. — Ведь мы же не выполнили обещания отцу Герасиму. Если ты умрешь, благослови нас продолжать Новый Валаам преподобного Германа». Отец Серафим взглядом дал понять, что расслышал, сложил пальцы, пытаясь осенить брата крестным знамением, и благословив бессильно уронил руку. Это его благословение значило для о. Германа, что дело пойдет на Аляске, так оно и случилось.

После этого о. Герман загадочно говорил всем, что нужно ехать на Аляску, но мало кто тогда придал значение его словам.

О БЕЗНАДЕЖНОМ СОСТОЯНИИ о. Серафима известили его духовных чад. По словам одного из них, «словно лавина обрушилась. Последовала череда мучительных, как кошмарный сон, дней: все были подавлены, ошеломлены, чувствовали беспомощность, страх, одиночество, отчаяние — всего не опишешь».

Накануне Успения многие полагали, что именно в этот день Богородица восхитит о. Серафима на свой праздник. К этому мнению склонялся и о. Герман, ибо знал, как в последние месяцы о. Серафим усердно молился Ей.

В церкви Рединга в канун Успения собралось много народа: провести полночную литургию и помолиться о выздоровлении о. Серафима. Отец Алексий Янг причастил болящего в больнице, там неотлучно находился о. Герман и братия. Врачи разрешили всем по очереди повидать о. Серафима. Он находился в реанимационном отделении, то и дело впадал в беспамятство, от лекарств и боли взор затуманился. Все думали, что настал час прощания. Однако, не желая отпускать о. Серафима, еще молились о чуде.

Приехал и архиеп. Антоний. Помолился с о. Германом об исходе души и отбыл в Сан- Франциско. Было почти два часа утра.

«Дежурившие у постели умирающего не желали расходиться, вспоминает одна из его духовных дочерей. — И, словно по мановению утешительницы Матери Божией, распахнулись двери, и народ стал заполнять палату. Собралось человек 20. несколько часов кряду и последний раз пели они о. Серафиму прекрасные Успенские стихиры. Потом — Пасхальный канон. Отец Серафим не мог говорить: он дышал через кислородную маску, но был в сознании и, услышав свою любимое «Благообразный Иосиф», прослезился».