Он (Распятый) – есть мир наш, соделавший из двух одно и разрушивший стоявшую между ними преграду —

учит Павел (Еф. 2, 14—16).

Только в сердце Распятого, в сердце Креста, скрещиваются две линии – горизонтальная, земная, и вертикальная, небесная, – два пути, человеческий и Божеский: такова божественная геометрия Крестного Знаменья; а два разных пути, – две параллельных, не-скрещивающихся линии, – геометрия диавольская. Если Распятый «есть мир наш, делающий из Двух Одно», то диавол есть раздор наш, делающий из Одного Двух. Как бы дурной проводник, стекло между двумя противоположными электрическими полюсами – «преграда» для соединяющей Бога и Человека, Отца и Сына, молнии Трех, – вот что такое диавол. Параллели вместо креста – Два вместо Трех – есть вечное оружие диавола, в борьбе его из-за человека с Богом.

Если «Божественная комедия», так же, как «Новая жизнь», – есть книга Трех, то «Монархия», так же, как «Пир», есть книга Двух.

Двум параллельным линиям, двум несоединимым путям в метафизике Данте, – Вере и Знанию, – соответствуют два таких же несоединимых пути в его политике, – Церковь и Государство.

Кажется, «Монархия» написана им во время итальянского похода Генриха VII, между 1310 и 1312 годами; но книга эта выражает мысль всей жизни Данте[6]. В ней дан ответ на буллу папы Бонифация VIII, Unam Sanctam[7]; «Римский Первосвященник, наместник Того, Кому Бог даровал всякую власть на земле и на небе, господствует над всеми царями и царствами»[8]. – «Это будет сделано», – говорит папа. «Нет, не будет», – отвечает Данте, в конце жизни, в изгнании, так же, как в середине жизни, в отечестве. Тот же голос, что подал он тогда против папы, в Совете Флорентийских граждан, подаст он против всей Римской Церкви, в будущем совете веков и народов: «Ничего не делать, nihil fiat».

Сообразно двум целям, которые поставил Бог человеку, «нужны ему и две власти: власть Верховного Первосвященника, ведущая людей, согласно с Откровением (верой), к вечному блаженству, и власть Императора, ведущая их, согласно с философией (знанием), к счастью земному»[9]. Главное здесь то, что целей две, и путей, к ним идущих рядом, но несоединимых, как две параллельные линии, – тоже два. Он, Распятый на кресте, скрестил два пути, «сделав из Двух Одно и разрушив стоявшую между ними преграду», – говорит Павел. «Нет, не сделал, не разрушил», – отвечает Данте, а если не отвечает, то, может быть, только оттого, что недодумывает или недоговаривает мысли своей до конца. Не потому ли два равно бесконечных и противоположных Начала, Божеское и человеческое, Вера и Знание, Церковь и Государство, – так несоединимы на земле, что и на небе господствуют те же два Начала, два Бога, как учат новые манихеи – катары, именно здесь, в Ломбардии, где, вероятно, и пишется «Монархия»?

Светская власть должна подчиняться власти церковной, потому что происходит от нее; «император и папа – два неравных светильника, меньший и больший, luminare majus et luminare minus; тот заимствует свет от этого, как луна – от солнца», – так учит Церковь и школа-схоластика Средних веков[10]. Нет, римский Император и римский Первосвященник – два светильника равных, или некогда были и будут равными, – учит Данте.

Два солнца освещают два пути, Мирской и Божий; но одно другим Потушено, —

власть императора ослаблена или уничтожена властью папы.

...И с пастырским жезлом Соединился меч; но быть тому не должно. ...И, смешивая обе власти, Церковь, Себя и ношу оскверняя, в грязь, Как вьючное животное, упала[11].

Чтоб Церковь поднять из грязи, надо снова разделить две смешанные власти, светскую и церковную, потому что «сам Христос, перед лицом Пилата, отрекся от власти земной: „Царство Мое не от мира сего“[12]. „Основание Церкви – Христос... а основание Империи – закон человеческий“[13]. – Римский Первосвященник, „наследник Петра, – может разрешать и связывать все... кроме законов государственных“[14]. – „Римская Империя уже имела всю свою власть в то время, когда еще не было Церкви... Следовательно, земная власть императора исходит, без всякого посредства, из самого источника всякой власти“ – Бога[15]. – „Против этой истины восстают и Верховный Первосвященник, и все пастыри стада Христова... одушевляемые, может быть, не гордыней, а истинной ревностью о Церкви“. – «Но мы должны слушаться их не так, как Христа, а лишь как Петра»[16]. Это значит: если Церковь хочет подчинить себе Государство, то мы не должны ее слушаться вовсе. Эта мысль о возможном непослушании Церкви, будучи доведена до конца, сделается началом Преобразования в Церкви Реформации и могла бы сделаться началом Переворота, Революции.

Два пути, Божеский и человеческий, церковный и государственный – две параллельные, некогда прямые, а потом искривившиеся линии; надо снова их выпрямить. Это и делает или хочет сделать Данте в «Монархии».

Два Бога на небе. Две святыни на земле – Римская Церковь и Римская Империя: так можно бы договорить или додумать главную мысль «Монархии». Та же мысль и в «Пире»: римляне – «святой народ... избранный Богом». Сила его не в силе, а в ведущем его, «Божественном Промысле»[17]. Лучшие граждане Рима, от Брута старшего до Цезаря, «не людям, а богам подобные, возвеличили Рим не человеческой любовью, а божественной, что не могло быть... иначе, как по наитию Свыше и для особой, Богом самим поставленной цели» – спасения мира[18].