Вот что значит противоречие в конце «Монархии». «Где же разум?» Нет разума – есть безумие, противоразум, антилогика. Данте в аду земном так же «сходит с ума, как в подземном. Здесь, в конце „Монархии“, – не логическое противоречие, а противоборство метафизическое Двух в Одном, – белого Херувима и „черного“, человека и „чудовища“, – Данте и Анти-Данте.

Временная победа «двойника» над человеком есть Ад; их борьба – Чистилище; вечное торжество человека – Рай. Данте видят все, Анти-Данте – почти никто; или, наоборот: Анти-Данте видят все, а Данте – почти никто.

Главная ошибка Данте в «Монархии» то, что отдает его в руки Анти-Данте, есть не только его ошибка, но и почти всего христианского человечества, за две тысячи лет. Чтобы на вопрос Пилата: «Ты – Царь?» ответить: «Царство Мое не от мира сего» (Ио. 18, 36), в том смысле, как это понял Данте: «Сам Христос отрекся от власти земной», – надо было бы Христу отречься от самого Себя и от главного дела всей жизни и смерти своей: «Да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе». Если Христос действительно «отрекся от власти земной», как это понял Данте и почти все христианство за две тысячи лет, то что же значит:

Мне дана всякая власть на небе и на земле (Мт. 28, 18)?

Между тем словом, предпоследним, к Пилату, и этим, последним, которое сказано людям на земле Воскресшим Господом, – противоречие неразрешимо.

Кажется, ключ к этой темнейшей загадке христианства есть главное и все решающее слово «ныне», в ответ Пилату.

Ныне, non, царство Мое не отсюда, —

это почти в христианстве не услышано или не понято: «ныне – сегодня – сейчас царство Мое еще не от мира сего; но уже идет в мир; будет и здесь, на земле, как на небе». Это понял даже такой человек, как Пилат:

Итак, Ты – Царь?

повторяет он и настаивает. И слышит ответ:

Ты говоришь, что Я – Царь. Я на то и родился и пришел в мир, чтобы царствовать (Ио. 18, 37).

Это никем не услышано или не понято; это было, как бы не было. «Царство Мое не от мира сего, – неземное, на земле невозможное» – так поняло христианство, и на этом успокоилось[4]. Две скрещенные в Кресте линии вновь разомкнулись в две параллели несоединимые – в два царства, земное и небесное, – в Церковь и Государство. Этих-то двух царств хочет и Анти-Данте в «Монархии».

Верно угадывает он, но неверно оценивает будущие судьбы христианского человечества в том отделении Церкви от Государства, которое, начавшись в Реформации, закончится в Революции. Временное и частное, нужное в некоторых точках отделение Церкви от Государства может быть спасительным; но их отделение вечное, во всем, для обоих убийственно. Церковь без государства, как душа без тела, а государство без Церкви, как тело без души. Только что Церковь скажет: «Царство мое не от мира сего», как мир начнет уходить от Церкви. Чтобы ладье Петровой не потонуть, кормчие в обеих Реформациях, внешней, протестантской, и внутренней, католической, выбросят из ладьи драгоценнейший груз – истинную Теократию – Царство Божие на земле, как на небе.

Если государство и Церковь утверждаются, как два религиозно-несоединимых начала, то равновесие между ними невозможно: сначала государство становится рядом с Церковью, потом над нею господствует и, наконец, уничтожает ее, чтобы сделать противоположным двойником, чудовищным оборотнем Церкви.