Under the Roof of the Almighty

— Кто муж?

— Служитель культа.

Вытаращили глаза, смотрят на меня, как на диво (в те годы молодых священников не было), о чем-то перешёптываются, на меня ворчат... Спать я им помешала, что ли? Наконец привели в палату, где я часов до шести сладко заснула. Проснулась: кругом вздохи, крики, врачи волнуются, распоряжаются. «Вот, — думаю, — скоро и моя очередь придёт так страдать». Лежу и молюсь, про меня забыли. К семи часам утра я, как и все вокруг, уже стонала и кричала от сильных схваток. Врач посмотрел, сказал: «Скоро...» — и ушёл. Что делать? Стала тужиться, как другие, но сестры сказали: «Вам рано» Показалась кровь, и меня увезли в кабинет. Последовали два часа жутких мук, о которых и вспоминать-то страшно. Я слышала, что обо мне все говорили: «Очень трудные роды». Но я духом не падала, помнила слова мамы: «Как родишь — так и все муки кончатся. Только не соглашайся ни на какое вмешательство врачей. Помни, что процесс естественный, все страдают. Если дадут наркоз, то это отразится на ребёнке. Лучше уж потерпи». Я решила терпеть до конца. В молитве я призывала Господа и всех святых поочерёдно, удивлялась, что помощи нет. Думала: «У всех так должно быть...» Сначала был какой-то ложный стыд перед медперсоналом, потом одно желание — не умереть бы.

— Караул! Кости раздвигаются, — вскричала я. Так и должно быть, — послышался ответ.

Силы мои были на исходе. Я ослабела, казалось, что конец близок. Вокруг меня суетились, ободряли, и вдруг... словно снаряд, выскользнул младенец и завертелся в руках опытных акушерок. Пуповина три раза была обмотана вокруг шейки ребёнка, но едва её размотали — он громко закричал. «Слава Богу», — мысленно произнесла я.

Мне под нос сунули записку от домашних. Мама с Володей уже давно внизу ожидали, а теперь поздравляли. Мне было не до ответа. Вся мокрая от пота, я едва переводила дыхание, была не в силах шевельнуться. Хотелось спать и пить, но муки продолжались. То и дело подходили ко мне сестры и сильно жали на больной живот. Тогда кровь из меня обильно хлестала в таз. Кровь переливали в большие колбы, которые ставили в ящики и уносили.

— Оставьте меня в покое, — молила я.

Но сестры не унимались, о чем-то озабоченно шептались, переглядывались и докладывали молодой врачихе, сидевшей впереди за столом. «Пять ящичков уже унесли. Или они хотят из меня всю кровь выжать? Господи, защити меня!» Тут подошла ко мне врач и весёлым голосом игриво сказала, будто с упрёком:

— Вы теряете слишком много крови! Хотите, мы вам сделаем нечто вроде операции? Хотите?

Я едва собралась с силами, чтобы ответить:

— Я хочу спать, я устала...

— Ну, без вашего согласия мы вам делать ничего не имеем права, — и она отошла.

В те минуты я не понимала, что жизнь моя была на волосок от смерти. Я исходила кровью и засыпала навеки, но, видно, папа и другие молились за меня. Одна из нянек сбегала и позвала главного врача. Я слышала, что вошёл кто-то грузный, с одышкой, медленно передвигая ноги. Зазвучал старческий строгий голос:

— Вы что же, хотите, чтобы у нас был «случай»?