Under the Roof of the Almighty

Недовольные и грубые сестры наконец отвели меня в палату и указали место в углу. Никто не подходил ко мне, никто не интересовался мною. Я молилась Царице Небесной, всю надежду на неё возлагала. «Неужели будет плохо? Нет, теперь такого быть не может — у папы пред образом Богоматери горит лампада, папа молится».

Наконец я попросила отправить меня в родовую. Отвезли, опять спросили: «Какие у вас сложности? Зачем вы у нас? Странно!» — и оставили меня на попечение одной молоденькой сестрички. В предыдущих роддомах обстановка была напряжённая, как на производстве: все кругом бегали, шумели, одних везли, других смотрели и оставляли пока. Врачи, няни, сестры обслуживали рожениц, не спуская с них глаз. А тут я лежала одна среди ночи. Кругом темно, тихо, нигде ни души. В углу где-то дремала сестричка. Я позвала её, сказала, что скоро буду рожать, просила её все приготовить, чтоб принять ребёнка. Сестра зажгла свет, посмотрела меня, но решила, что «ещё не скоро», и пошла опять дремать. Но я умоляла её не отходить, а приготовить поднос и все другое... «Ну, для вашего спокойствия я все приготовила», — ответила она. «Матушка! Царица Небесная! Окажи Свою милость, покажи Свою помощь!» — шептала я.

— Сестра, сестра, скорее ко мне! — закричала я.

Та нехотя поднялась, медленно, сонно качаясь, но вдруг подбежала ко мне... и поймала дитя.

— Я не ждала так скоро, — сказала сестра.

А я ждала, я верила, что Царица Небесная не замедлит. И такая радость охватила меня, и уже не о том радость, что Родилась дочка, что громко закричала и продолжает орать,

а радость о том, что свершилось чудо Божие, что я уже не мучалась, как при первых двух родах, что Матерь Божия помогла. Так всю ночь и ликовало моё сердце. А предо мною было тёмное окно, через которое я видела большие хлопья снега, падавшего на ветви и покрывавшего все кругом — впервые в эту зиму.

Катюшу мою унесли куда-то близко, я слышала её крик до самого утра. «Ну и певунья будет!» — думала я. Спать я не могла, ужасно хотелось пить, а попросить не у кого -нигде ни души, все спят. Наконец раздалось шлёпанье тапок. Я попросила пить. Из крана кто-то налил мне ледяной воды. Пить её я побоялась, так как была вся потная и знала, что страдаю хроническими ангинами. Опять идёт няня, опять я прошу тёплого питья. «Вскипит вода, тогда принесу», — слышу ответ. Жду, жду... Несут?

— Осторожно, тут крутой кипяток! — слышу.

— Но я не могу взять раскалённую кружку, — говорю я. В ответ:

— Поставлю на полку, остынет и выпьете.

Итак, я опять мучаюсь жаждой. Ночь, темно. Скоро ли утро? Когда же меня напоят? Но на душе радость великая, ликую, как в праздник.

Ещё семь дней я мучалась послеродовыми схватками. Боли усиливались особенно во время кормления, сжимала зубы, чтобы не закричать. Впоследствии я узнала, что одна-две таблеточки «бехтеревки» спасают от этих мук. Но врач была ко мне так невнимательна, что я дивилась: «Со всеми подолгу разговаривает, а меня и замечать не хочет!» Потом я поняла, что, наверное, все окружающие меня матери были знакомы врачам или, может быть, давали им взятки... Не знаю... Но мои родители этого делать не умели, считали, видно, грехом. А мне, значит, Бог потерпеть велел. Но Он и духовную отраду посылал, и терпение давал... Слава Богу за все! Ведь как же страдал наш народ в 1952 году! Аресты, тюрьмы, расстрелы! А я лежала ухоженная, в тёплой больнице — разве это страдание? Это милость Божия: дочку ведь Бог послал нам — Катюшу.

В ту зиму однажды пришла к нам знакомая женщина, привозившая из деревни молоко для городских жителей.