Отец Василий часто ездил в Ригу на исповедь к своему духовнику владыке Леониду. Отец Василий спросил владыку, как ему быть с Федей, которому уже пятый год. «Причащай», — был ответ.

Когда нашему первенцу было уже семнадцать лет, я рассказала отцу Василию, что Коля очень увлёкся девушкой из еврейской семьи, некрещёной. Отец Василий и с этим вопросом обратился к владыке Леониду. У того был обычай: если он не знал, что ответить, то уходил за перегородку к иконам, там один молился, потом, выходя, давал ответ. Так было и в день приезда к владыке отца Василия, который мне рассказал: «Владыка вышел, помолившись, и сказал: "Пусть просвещает её. А если будут продолжаться близкие отношения, то — с Богом под венец"».

С тех пор мы были за Колю спокойны. Его девушка задавала Коле много вопросов, на которые он должен был иметь ответы. Поэтому Коля читал много духовной литературы, которую давал ему дедушка. Николай Евграфович говорил: «Коля молится прилежно, читает много, я за него спокоен». Да, сынок наш семь лет вымаливал у Господа душу той девушки, которую Бог послал ему в спутницы жизни.

За ёлкой

Когда Феде было четыре года, я в Москве навестила свою подругу детства Лиду Каледа. Она была дочерью священника Владимира Амбарцумова, арестованного в начале 30-х годов. После моей свадьбы, когда я переехала жить в Гребнево, я Лиду не видела. За эти годы она вышла замуж за человека «нашего круга», а именно за Глеба Каледу, родители которого были когда-то членами христианского студенческого кружка. Глеб и Лида жили первые годы в общей квартире, имели лишь одну комнату, хотя детей у них уже народилось шесть человек. Я сочувствовала Лиде, поэтому приезжала к ней с тем, чтобы взять к себе в Гребнево, хоть ненадолго, одного из её детей. Родители охотно отправляли со мной Кирюшу, который был ровесником Феде и ещё не ходил в школу. Он был худеньким ребёнком, и мне всегда хотелось подпитать Киру парным молоком. Кирилл подружился с Федей и охотно гостил у нас как летом, так и зимою.

Перед Новым годом все мои дети съезжались в Гребнево на рождественские каникулы. В школах уже все отпраздновали новогоднюю ёлку, но дома я ёлочку долго не ставила. Я говорила детям: «Сейчас последняя неделя Рождественского поста. Наш христианский праздник ещё не наступил. Будем же послушны уставам Православной Церкви, веселиться и праздновать Рождество Христово будем 7 января. Накануне сочельника и мы поставим ёлочку в доме. У нас запахнет смолою, хвоей, украсим деревце, почувствуем Праздник. А пока — гуляйте, клейте игрушки, цепи, флажки, украшайте дом и с нетерпением ждите праздника. Тогда придут гости, вы получите подарки, начнёте кушать мясные блюда и колбаску, по которой давно соскучились».

Ребята не спорили, они с детства привыкли к тому, что семья наша празднует Рождество 7 января. С утра все дети отправлялись гулять, кто на лыжах, кто с санками на горы. Компания была весёлая, шумная. К нашим присоединялись дети гребневских священников, приезжавшие в село на каникулы из Москвы и других мест, где дети жили с родителями.

Перед Новым годом мимо нашего дома проходило много людей, нёсших из лесу ёлки. Ребята знали от сверстников, что лесник с собакой ходит по опушке, охраняет ёлочки. Но и нашим детям захотелось самим срубить себе деревце. Ещё летом, гуляя, они любовались на молодой ельник, выбирая себе ёлочку на Рождество. Считать рубку ёлки за грех, за воровство — это и в голову никому не приходило. Ведь лесу у нас конца-края нет, то и дело встречаются заросли молодого ельника. И вот, вооружившись детскими топориками, вся шумная компания отправилась в лес. Федя с Кириллом просили взять их с собой, но старшие отказывались: «Снег глубокий, вы завязнете, не дойдёте».

Тогда я пожалела малышей и пошла с ними в лес, усадив Федюшу и Киру на саночки. Дорожка не утоптанная, мне было тяжело. Старшие взялись помогать мне, но устали и убежали вперёд за товарищами. Я просила малышей идти ножками, они покорялись, но без конца падали. Так мы и отстали, пришли на опушку, когда ребята уже рассеялись по лесу. Их крики, смех и говор гулко разносились кругом:

— У кого топор? Дай мне, я срублю вот эту ёлку!

— Нет, моя куда пушистее! Руби обе: одну нам, другую в Москву бабушке отвезём!

— А милиция машины останавливает и ёлочки отбирает!

— Не пихайся!