— Но как я узнаю его? — спросила я. Валентина Григорьевна ответила:

— Врачи выйдут из зала после «пятиминутки» (так называлась короткая ежедневная встреча всех врачей после ночи) и пойдут по коридору, а вы смотрите среди них самого высокого, похожего на нашего Гришеньку. Он вас узнает, я ему про вас и семью вашу все рассказала. Никаких анализов он с вас не спросит. Они чужим бумагам не верят, сами всех проверяют. Не бойтесь, все будет хорошо, вас сразу положат.

В больнице

Собираясь в больницу, я вызвала к нам пожить неизменную Наталию Ивановну, которая по-прежнему не чаяла души в нашем Феденьке. Она охотно согласилась взять в свои руки моё хозяйство.

Осталось у меня в памяти только прощание с младшим сыночком. Я знала, что Федюша будет тосковать без меня, ведь ему только что исполнилось девять лет. Я благословила Федю тем складнем, той иконочкой, которую перед свадьбой прислал мне отец Митрофан. Я сказала Федюше: «Когда затоскуешь без меня, ты бери этот образок, целуй его и говори Богоматери все, что у тебя на душе, и святителю Николаю, и преподобному Сергию, которые на складне стоят по сторонам от Богоматери, ты святым тоже поведай своё горе. Господь, сыночек, тебя утешит. Молись, чтобы я вернулась к вам здоровой. Бог слышит твою молитву, я не умру».

Я плакала, Федюша обнимал меня и целовал, обещая молиться.

Около девяти часов утра я с сумкой вещей стояла в коридоре Института имени Вишневского, ожидая выхода из зала врачей. И вот ко мне движется толпа в белых халатах. Врачи расходятся в разных направлениях. Наконец из последней группы выделяется высокий грузный врач с широким добродушным лицом, похожий на маленького Гришу. Иван Петрович протягивает мне свою огромную руку с короткими, но ловкими пальцами. «Этим пальцам суждено от Бога перекроить моё тело», — мелькает в моей голове.

Иван Петрович ведёт меня к гинекологу. Старушка заполняет на меня документы, спрашивает меня:

— Сколько абортов было?

— Не было...

Врач недоверчиво качает головой:

— Говорите правду! А роды были? Сколько?

— Пять.

— Не может быть! А где же дети?

— Все пятеро дома с мужем остались.

— Небывалый случай! Не верится...

И старушка внимательно смотрит на Ивана Петровича. А он, улыбаясь во весь свой широкий рот, говорит:

— Она не обманывает, пишите.

Минут через двадцать меня уже ведут в палату. Я молюсь Господу: «Отче милосердный! Сейчас я встречусь с теми, с которыми мне придётся долго лежать... Благослови же, Господи, мой приход к ним».

«Здравствуйте!» — приветствую я больных женщин, входя в двенадцатиместную палату. Общая тишина. Я забиваюсь под одеяло. Впоследствии одна верующая старушка, лежавшая в палате, сказала мне: «Мы все были поражены вашим голосом. Обычно больные поступают убитые горем, подавленные, молчаливые. А вы словно в гости на праздник пришли, словно радовались встрече с дорогими друзьями».