Том 4. Наша Маша. Из записных книжек

Ниже:

«Бухта, как живая, глядела на него множеством голубых, синих, бирюзовых и огненных глаз» (огненных, а не красных).

И если встретится вдруг в рассказе Чехова красный или другой цвет, то он режет глаза, запоминается, дерзко и грубо выделяется на черно-белом фоне, — как алый флаг в «Броненосце Потемкине» (смотри, например, повесть «Три года». Светский лев и стареющий фат Панауров, его оранжевые перчатки и черный цилиндр на фоне уездного города. У другого автора эти оранжевые перчатки так не прозвучали бы).

. . . . .

На Волковом кладбище видел склеп купцов Булычовых.

. . . . .

В Петергофе на Царицыном острове (между вокзалом и Верхним садом) растет дуб, на котором до войны висела (не знаю, сохранилась ли) бронзовая дощечка:

Вложенный желудь снят с дуба,

осеняющего могилу незабвенного

Вашингтона, и поднесен в знак

величайшего уважения Его Величеству

императору Всероссийскому.

Американцы

. . . . .

Желудь был посажен Николаем Первым в 1842 году. После смерти Николая вокруг разросшегося дуба устанавливалась ежегодно летом золоченая корзинка с незабудками.

Знал ли об этом Герцен?

. . . . .

У девушки-официантки присловье: «мне дурно». Увидела знакомую:

— Зина, мне дурно, как ты сюда попала?

. . . . .

Биографическая справка в подстрочном примечании о графе Бурхарде Христофоре Минихе:

«В 1742 был сослан в Пелым, в 1761 возвращен оттуда. Умер 16 октября 1766 года». Эпически спокойно и бесстрастно.

. . . . .

«Катя».

Веселый приказчик у Осьминкиных. На вопрос покупателя:

— А что у вас ситный — на масле?

— Как же-с, как же-с, на невском масле.

. . . . .

…Может быть, это была просто награда за хорошую, прилежную работу. Весь день, с девяти до половины шестого, я сидел за столом, а к вечеру вышел пройтись. Было начало июля. Что-то дымное и чуть-чуть грустное в этом северном обманчивом закате…

Мускулы ныли. В голове звенело.

Зашел в Летний сад. И вот — чудо. Пруд. Лебедь плывет, а рядом бежит серебряный луч. Откуда он? А вот, оказывается, откуда: берегом, обнявшись, идут влюбленные, у нее в руке сумочка, а на сумочке серебряная пряжка или замочек, в который сильно и прямо бьет предзакатное солнце.

Это было первое чудо. Ему еще можно было дать объяснение. А там пошли чудеса чистой воды.

У памятника Суворову сел в трамвай. Стою на площадке. Трамвай поехал, поет, и у меня внутри все поет. И все, все, что я вижу, радует.