. . . . .

К нам, в редакцию «Дружных ребят», пришло письмо из провинции. Читатели, два мальчика, спрашивают, правда ли, что тем, кто соберет и пошлет в Москву тысячу спичечных этикеток, — вышлют в обмен мотороллер или щенка-боксера? И я вспомнил собственное далекое детство, когда какая-то бонна внушила нам с Васей, что если собрать сто почтовых марок и послать их в Китай — оттуда пришлют фарфоровый чайный сервиз или живого китайчонка. Помню, как просиживали мы над плюшевыми альбомами, с трудом отклеивая марки с папиных и маминых старых открыток. И вспомнил еще почему-то китайчонка-жонглера, забредшего к нам на кухню. Мелькание синеватых ножей под потолком. Серая холодная котлета в грязных пальцах.

Рассказ «Живой китайчонок, или Сто почтовых марок».

. . . . .

Старуха гостья уходит раньше других, идет пешком из Замоскворечья в Сокольники. Объясняет:

— Мне просто необходимо движение. А то ведь я — аннулируюсь.

. . . . .

На Зацепском рынке. Дама с умывальным кувшином:

— Кому маринованные огурчики?! Оригинальные огурчики — с хренком, с чесночком…

. . . . .

Человек продает велосипед — английский «Ролс».

Кто-то скептически:

— На нем до угла доедешь и — стоп.

Продавец:

— Мне кажется, у человека глаза есть, и голова есть, и ноги есть. Можно сесть и…

— А у тебя язык есть.

— Да. И язык есть, и велосипед, слава богу, есть. И есть жена и двое детей…

Глупо, но почему-то смешно.

. . . . .

Он же. Расхваливая машину:

— Посмотри покрышки! Наша, советская резина и то пять лет ходит. А это — «континенталь».

Кто-то:

— Зачем же ты опошляешь советское?

Продавец (слегка испуганно):

— Почему опошляю? Я не опошляю (и начинает доказывать «на примере», что костюм, который он носит, сшитый из советского бостона, все-таки хуже английского).

Оппонент (мрачно, не слушая):

— А ты не опошляй.

. . . . .

Восьмого августа, пасмурным утром сидел у открытого окна, работал. Подошел со своим плоским серым ящиком стекольщик, молодой горбоносый мужик, не заглядывая в комнату, постучал осторожно по стеклу, сказал:

— Эй, хозяева, сентябрь подходит.

И стало грустно от одних слов этих.

. . . . .

Два мальчика лет по восьми сидят на крылечке в московском переулке, разглядывают новые задачники.

— Смотри, как складно, — говорит один. — Двойка. Тройка. И пятерка.

И зачастили: