Дорогой о. А.

Сегодня как раз и есть мои «именины», и день пострига[23]. Но в храм я не еду, там будет невыносимое для меня язычество (в своем месте, я знаю, что в язычестве есть своя правда, но не в этом и не так) — весь храм будет уставлен столами с кутьями, виноградом, конфетами и булками — о Предтече и помину не будет, лучше посижу дома (тем более что спешу с подарком к 13/X, м. б. поспею,[24] особенно если смогу послать не через девочек, а прямо, но конечно, есть риск, что пропадет — об этом просила поговорить с Вами — Эллу, уезжая, и je lirais un trиs beau livre de Dan — ou sur Jean Baptiste, que j’ai, heureusement, on m’a fait cadeau il y q.q. annees[25].

Не люблю «именин», и как раз такой день, как сегодня, не располагает к обычному «празднованию», в котором все же много суеты. А завтра — именины Алика. Не знаю, как он их проводит. Простите — mais c’est plus commode de le nommer ainsi[26]. И я никак не поздравила его! Это мой грех — не умею. Перед моим отъездом меня очень утешила Св. Она сама (это для нее уже очень много!) заговорила со мной о нем, сказав, что надеется, что создастся с ним контакт у нее теперь, благодаря тому ее предложению, которое я Вам передавала. Смущают ее 2 вещи: во-первых, она стесняется (это для беседы, о которой она, повидимому, мечтает, и высказывалась по этому поводу) и работа…(конечно, не в смысле perte de temps![27])[28] Здоровье мое все так же — т.е. пока что не болит само, но и говорить и кушать больно, м.б. надо как можно меньше говорить — что я и делаю — но все же людям проявить внимание можно только, сказав им что-нибудь. Но эта боль при еде — как некое memento-mori, и спасибо Вам, что научили меня правильному духовному отношению к этой боли (выдержит ли оно в случае сильного обострения — не знаю).

Отвечать на это письмо — не надо! Кстати — не может быть, что уже сделала 30 пар! м.б. 30 — отдельных персонажей, так что пар — 15? Во всяком случае — пишите! Ведь когда я была у Вас в начале лета — Вы сказали, что надо сделать еще 20 пар. Где же их имена?

Молю Бога подольше сохранить все, чему Вы меня научили и что мне дали просто фактом общения с Вами.

Храни Вас Бог! Ваша недостойная старушка.  -------------- 

======================================

Дорогая Юлия Николаевна!

Увы, я так Вам сочувствую в Ваших переживаниях «языческого» в наших храмовых торжествах. Но здесь есть один аспект, который не следует забывать. Сейчас дуют сильные и холодные ветры. Возможности выращивать много хрупких и прекрасных цветов почти нет. Весьма важно, чтобы хранились корни. А они — иррациональны, темны, народны, по-язычески грубы и чувственны. Однако всякая культура, в том числе и церковная, вырастает на этой почве. Будем же терпеливы. Пусть толкутся, носят пироги в храм, пусть все это копошится; придет день, когда вновь поднимутся деревья, раскроются цветы и вызреют плоды. Корни всегда безобразны. Если бы остались одни цветы и плоды — они не долго бы выжили. Люди тонко устроенные плохо выживают в таких обстоятельствах (я имею в виду нечто массовое). Один историк сказал, что культура вырождается, когда отрывается от земли. Грубые крестьяне — та почва, из которой выходят Эсхилы и Цицероны, хотя сами эти крестьяне культуры не создают (или создают лишь ее зачатки). То же самое можно сказать и о Церкви. В годы безвременщины на темных «язычницах»-старухах многое удержалось. Это не культ «народа». Глупо отождествлять корни с цветами и плодами. Но все же...

Дай Бог Вам сделать то, что задумано. Остальное скажу потом.

Рад был, что смогли пообщаться летом. Надеюсь, доживем и снова встретимся.

Храни Вас Бог

прот. А Мень

Р. S. С Эллой о ее матери мы еще не говорили. Надеюсь, это впереди.