092 Из письма к Кристоферу Толкину 18 декабря 1944 (FS 68)

То, что ты о себе рассказываешь, не то чтобы способствует моему душевному спокойствию: опасное это ремесло, ну да сохранит тебя Господь, милый мой мальчик; но, поскольку отчасти оно радует тебя куда больше, нежели все, что происходило с тобою до сих пор, я тем утешаюсь. Мне было бы куда приятнее, если бы день твой планировался разумнее, чтобы ты имел возможность отдохнуть как следует: обучение посредством стрессов кажется мне абсурдом. Но, боюсь, Воздушные Силы в основе своей абсурдны per se{107}. Как бы мне хотелось, чтобы ты не имел ничего общего с этим кошмаром. По правде говоря, для меня это — тяжкое потрясение, что мой родной сын служит этому современному Молоху. Однако подобные сожаления тщетны; я отчетливо понимаю, что твой долг — выполнять эту службу настолько хорошо, насколько хватит сил и способностей. В любом случае это, наверное, лишь своего рода брезгливость: так человек, обожающий (или обожавший) бифштекс и почки, не желает ничего знать о скотобойне. Пока война ведется таким оружием и любая выгода принимается (как, скажем, сохранение собственной шкуры и даже «победа»), ужасаться военным самолетам означает лишь уходить от проблемы. И все равно я ужасаюсь…..

Нынче утром….. пообщался немного с К. С. Л. У него назревает четвертая (или пятая?) книга, которая, по всей вероятности, пересечется с моей (смутно намеченной третьей[191]). Я тут последнее время набираюсь всяких новых идей насчет доисторической эпохи (через Беовульфа и разные другие источники, о которых, может, и писал) и хочу включить это все в одну историю про путешествие во времени, которую я некогда начал и давным-давно отложил в долгий ящик. К. С. Л. обдумывает историю про потомков Сета и Каина. А еще мы прикидываем, не написать ли нам в сотрудничестве книгу о «языке» (его природе, происхождении, функциях)[192]. Где бы только взять времени на все эти проекты!

093 К Кристоферу Толкину 24 декабря 1944 (FS 70)

Я оч. рад, что тебе понравились следующие три главы «Кольца». Третья посылка должна попасть к тебе около 10 декабря, а последняя — 14 января. Буду рад новым комментариям — как только выкроишь время. Разум., Сэм — наиболее тщательно прорисованный персонаж, преемник Бильбо из первой книги; истинный хоббит. Фродо не так интересен, потому что по необходимости возвышен и обременен (так сказать) миссией. Книга, пож., закончится на Сэме. По выполнении великого Квеста{108} Фродо, естественно, сделается слишком благородным и изысканным и уйдет на Запад вместе со всеми выдающимися личностями; а вот С. обоснуется в Шире, среди садов и пабов. Ч. Уильямс, который тоже читает это все, говорит: замечательно, что в центре ее — не раздор, война и героизм (хотя и они тоже изображены с пониманием), но свобода, мир, повседневная жизнь и доброе расположение духа. И тем не менее он согласен, что для всего этого необходимо существование огромного мира за пределами Шира, — иначе все это станет избитым и банальным в силу привычки и погрязнет в рутине…..

К слову сказать, ты сперва написал Harebell, а потом переправил на Hairbell. He знаю, интересно ли тебе это; просто я однажды подробно изучил вопрос с этим названием — поспорив с одним догматиком-ученым. Совершенно очевидно, что (а) старый вариант названия — harebell («животное» название, подобно многим другим старым названиям цветов), и (б) означает оно «гиацинт» (hyacinth), а не «колокольчик» (campanula). Bluebell — название сравнительно новое, было придумано как раз для колокольчика; шотландские «bluebells» — конечно же, колокольчики, а вовсе никакие не гиацинты{109}. За перенос названия (в Англии, не в Шотландии; и, если на то пошло, не в неиспорченных провинциальных диалектах отдельных областей Англии), а также и за надуманное написание hairbell, кажется, ответственность несут невежественные (в том, что касается этимологии) и надоедливые педанты-ботаники нашего времени, — из тех, что предлагали folk'sglove вместо foxglove{110} — и вводят нас в заблуждение. Что до последнего, корень, вызывающий здесь некоторое сомнение, это glove, а не fox. Foxes glofa встречается в древнеанглийском; в таком варианте, а также и в форме — clуfa: в старинных травниках, где несколько необдуманно используется для обозначения растений с крупными широкими листьями, напр., лопуха (его еще называют foxes clife, ср. clifwyrt{111}=foxglove). Об этих древних ассоциациях с животными почти ничего не известно; расшифровке они не поддаются. Возможно, в ряде случаев они восходят к утраченным сказкам о животных. Любопытно было бы попробовать сочинить сами сказки под эти названия.

А ты по-прежнему придумываешь названия для встреченных неизвестных цветов? Если да, то помни: древние названия не всегда описательны, но очень часто загадочны! Мне лучше всего удались (на эльфийском языке, на диалекте номов) эланор и нифредиль; очень мне нравятся также англосаксонские сюмбельминэ, или незабвенники, что растут на Великом Роханском кургане. Пожалуй, надо будет придумать еще чего-нибудь для Сэмова садика в финале.

094 К Кристоферу Толкину 28 декабря 1944 (FS 71)

Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд

Дорогой мой!

Тебе вовсе незачем себя упрекать! Писем от тебя приходит множество, иоч. быстро….. Я очень рад, что третья порция «Кольца» уже прибыла — и тебе понравилась; хотя, кажется, еще больше усилила твою тоску по дому. Вот вам разница между литературой и реальностью: любой, оказавшись на лестнице Кирит Унгола на самом деле, немедленно захотел бы перенестись в любой другой уголок мира, кроме пресловутого Мордора. Но если лит. нас хоть чему-нибудь учит, так вот чему: есть в нас некая извечная составляющая, свободная от забот и страха, которая в силах глядеть на те явления, что в «жизни» мы благодушно называем злом (нет, не то, что мы их недооцениваем, просто нашего душевного равновесия они не нарушают). Не в точности так же, но сходным образом мы, вне всякого сомнения, окинем взглядом нашу собственную историю, когда ее узнаем (а заодно узнаем и Всю Историю куда полнее и подробнее). Боюсь, следующие две главы придут нескоро (примерно в середине января), о чем весьма жалею: и дело не только в том, что они оч. увлекательные и волнующие (сдается мне), но еще в уста Сэма вложены небезынтересные замечания о соотнош. историй и «приключений» как таковых. Но я почитаю за триумф то, что эти две главы, которые казались мне не такими удачными, как остальные в Четвертой Книге, заставили тебя позабыть о шуме в комнате отдыха экипажей!….

Погода для меня — одно из главных событий Рождества. Ударил мороз, лег густой туман, так что у нас тут роскошная изморозь: на моей памяти в Оксфорде такое бывало лишь однажды (кажется, еще в том доме[193]), и лишь дважды — за всю мою жизнь. Одно из красивейших чудес Северной Природы. Мы проснулись (довольно поздно) в день Св. Стефана и обнаружили, что все окна сделались матовыми и украсились морозными узорами, а снаружи смутно угадывается безмолвный, одетый в дымку мир, белый-белый, искрящийся драгоценными кристаллами инея; каждая паутинка — обрывок кружева, и даже старый навес для кур превратился в разубранный бриллиантами шатер. Я провел день (покончив с домашними делами, стало быть, где-то начиная с 11:30, потому что встал поздно) на свежем воздухе, хорошенько закутавшись во всякое старье: вырубил сухую ежевику и развел костер; дым неподвижной, неколебимой колонной поднимался вертикально вверх, прямо к затянутому туманом своду…..