Теперь о житейском. Пиджак — как влитый и сшитый по мерке. Я в нем вместо летнего пальто всегда буду ходить на работу. Для готовки обеда тоже все весьма кстати в посылке.

То, что касается Вашего состояния, дорогая Т[атьяна] Б[орисовна], это общий удел или человеческое обыкновение массовое. Тут сама совесть заставляет тревожиться, так как если она не запачкана большим, то дает чувствовать тяжесть и маленькой иголки. В восстании на тщательное творение молитвы с укорением себя за старое — наше спасение.

У Т[ихона] Т[ихоновича] обстановка попущена свыше к самопознанию себя, к утверждению и окончательному самоопределению для Неба. Мы — цвет на траве, быстро блекнущий. Но всему доброму, что мы можем развить в себе, милость Божия дает время. Родным моим деточкам желаю в наступающее лето провести каникулы в сдержанной осторожности и серьезности души, чтобы чем‑нибудь не огорчить папу и маму. Покой родителей есть и ваш покой. Если вы сохраните к родителям бережение их покоя, то в этом найдете и свой покой и счастье. Иначе и на каникулах не отдохнете. Господь да сохранит всех вас и благословит. Благодарю Вас.

А[рхимандрит] В[ениамин]

8 мая 1950 г.

Дорогие Т[ихон] Т[ихонович] и Т[атьяна] Б[орисовна]!

Опять я получил от Вас знак Вашей родной заботы о мне — посылку. О прозе жизни моей не следовало бы говорить, но чтоб Вы знали, как дорога мне Ваша задушевность, об этом по закону контраста скажет Вам настоящая бытовая обстановка моя, о которой немного распространюсь в описании. У самой входной двери в мою комнату был небольшой навес, слепленный из глины. Его практичная хозяйка соседней квартиры превратила в кухню. Там и стирка производится, и болтовня хозяйки с приходящими. Но это еще не все. В кухне же нашли себе помещение цыплята с наседкой–клохтуньей. Наконец, около нашего дома землю отвели под огороды, и склад всяких лопат с согласия все той же хозяйки сделали в миниатюрной кухне. Сюда же приходят пить воду работающие на огороде… Так дома живу… Пробовал возразить против такого хаоса, но это вызвало целую бурю негодования… Дальнейшие поиски штатной работы по сельским учреждениям все разлетелись в пух и прах. Лиц своей национальности по учреждениям принимают, а меня, человека инородной специальности, никак. Поэтому, бесплатно работая, вишу в воздухе. Еще деталь: прежде временные удостоверения вместо паспорта получал как ссыльный. Последнее удостоверение мое помечено краткой надписью:"Выдано ссыльному поселенцу".

Такова картина внешняя. Внутренне почему‑то начались частые приливы такой тяготы сердечной, что я становлюсь полубольным. Сердечно поговорить решительно не с кем. Простите, что выбросил такой мусор из сердца. Об этом надо бы молчать. А я не утерпел — рассказал все…

Несмотря на описанное, все‑таки глубоко верю в то, что у Бога все близко и невозможное человечески у Бога возможно. Поэтому Господь может меня извести"из тимения глубины"в"широту пространства", в мир благодати. Помолитесь о ниспослании мне этой милости Божией.

Дорогому о[тцу] Тихону мысленно шлю братские пожелания добрых и полезных его душе приобретений. Родным моим деточкам желаю наступающее лето провести с утешением их сердечек и [на] радость родительскую.

Господь Иисус Христос, всегда богатый безмерно милостию и человеколюбием, да пребудет среди нас и с нами. Простите.

Если найду где‑либо другую комнату, уйду из настоящей квартиры.

20 мая 1950 г.