Два сорокоуста

Прочитал. Слава Богу! Какая милость Божия! Но буду писать через три дня... А почему? Тогда будет видно! Воля Господня да будет!

Ответ мало ожиданный! Но сие - милость Божия!

Святые отцы “во имя Отца и Сына и Святаго Духа” порешили НЕ СВЯЗЫВАТЬ меня своим решением, а возложили все на Бога. Мне же дали совет: в течение 3 дней поститься и молиться, чтобы Господь Сам открыл в сердце моем волю Свою.

И молитву дали особую... Все эти письма хранятся у меня (см. подлинники).

Я сделал по их воле.

В заключение сложилось следующее решение:

1. Отказаться от решения никак не могу.

2. Подписать безусловно должен.

3. Но редакцию лучше изменить (в церковном духе), согласно решению на это и Митрополита Сергия.

Итак, решено: “ЗА”. Слава Богу!

26-29 октября/8-11 ноября

Писал заявление, но главное - “объяснительную записку”.

...Одно получил письмо (“против”) и здесь осложнило, но немного, слава Богу!

Наконец 29 ноября

Послал Митрополиту Евлогию для Митрополита Сергия. Даже и сербский епископ Михаил соглашался на эту редакцию.

...Когда ехал обратно из города в монастырь, то сердце щемило - грустно.

Зачем очень “осторожно” написал заявление?.. Сил не хватило... Не сильный я...

Но уже теперь все кончено. Дальнейшее на волю Божию.

Просил Митрополита Сергия оставить меня в Московской Патриархии и на “покое” временном в Сербии... Но при условии: если они в Москве согласятся, если есть воля Божия.

P. S. После написал обо всем на Афон: они совершенно и во всем согласились (курсив их), особенно с церковным характером.

1 7/30 ноября

Что в России? На днях пришлось прочитать несколько номеров газет. Ищу того, что касается веры и нравственности...

И вот что бросилось в глаза. Один возвратившийся из России рассказывает очень тяжелое, свои впечатления. Они очень в общем очень тяжелые, и он не выдержал их. “Я чувствовал, - пишет собеседник его слова, - что если бы я остался там дольше, то сошел бы с ума. Я решительно отказался от мысли остаться в России. Бросил все и выехал назад, не зная, что меня здесь ждет. Но все лучше того ужаса, который я видел там. Нервы мои все время были в таком напряжении, что когда я переехал обратно границу, разрыдался навзрыд”.

Я не сомневаюсь в подлинности и потому выпишу о причинах такого ужаса. Все это весьма правдоподобно: “Я сразу почувствовал над собой гнет и постоянное наблюдение, надзор”. “Меня поразили два обстоятельства, по-видимому, общие для всей советской России: материальная нищета и нравственная пришибленность населения. А о деревне говорить не буду -там я не был. Но городское население в материальном отношении живет нищенски. Оно само не ощущает всего ужаса своего положения, с которым до некоторой степени свыклось; но постороннему наблюдателю это сразу бросается в глаза”.

“Невозможно себе представить, как могут выдержать нервы в квартирах, где принудительно собраны самые различные по происхождению и культуре семьи... Поражает также внешний вид населения современных русских городов: рабочие, сов. служащие, интеллигенция ходят оборванные, в платьях из самых невозможных материалов; часто - босые... Хорошо одетый человек - либо иностранец, либо коммунист, либо имеющий связи в коммунистических кругах - нэпман.

Однако нравственные условия существования еще тяжелее физических и материальных... Террор продолжается (это было вскоре после убийства Войкова в Варшаве). Люди боятся всего; шарахаются от каждого приезжего, боятся собираться по вечерам и сидеть при заженной лампе, ибо это может привести к обвинению в существовании контрреволюционного заговора. Приходится бороться с невероятною распущенностью и огрубением, охватившими даже и интеллигенцию. Я не узнавал некоторых старых знакомых, превратившихся в заправских большевиков.