За несколько минут до отъезда на аэродром – в Париж и в Финляндию. Весь день впопыхах – лекции, трехчасовой совет профессоров, последние письма, напоминания…

Вчера Алеша В.[иноградов] показал письмо от А.И.[Солженицына]: упреки, что "в телефонном разговоре упомянул Вермонт! – Теперь КГБ все знает и будет там до нас… Надо годами учиться конспирации…". Господи Боже мой! Что это – ребячество или психоз? В обоих случаях за него страшно… Как будто, если он переедет в Вермонт, КГБ не узнает этого, как и мы, грешные, просто из газет!

Новые студенты, новые лица. Всегда тот же вопрос, та же надежда: сколько из них окажутся "настоящими"?

И опять, в который раз, тот же опыт: читаешь лекции самому себе, прежде всего учишь себя – и потому только они и могут быть чем-то…

Париж. Суббота, 20 сентября 1975

Ночной полет через океан, на полупустом аэроплане Finnair. Пересадка в Амстердаме. В десятьутра в Париже. Солнце, совсем тепло. Завтрак с мамой, Андреем и всей его семьей. В пять часов дня – чудным, совсем летним вечером – [племянница] Елена подбрасывает меня на St. Germain des Pres – мой вечный парижский "исходный пункт". Тихая двухчасовая прогулка по любимейшим во всем мире местам – Rue de Seine, Pont Royale, Tuileries… Деревья чуть-чуть тронуты ржавчиной осени. Удивительное освещение, словно все блаженствует в этом теплом свете. Удивительное, высокое парижское небо. Perfect bliss[496].

Потом захожу за Андреем и вместе едем ко всенощной. Вечером ужинаем вдвоем в "Le Colisee" на Champs Elysees[497] – дружно, близко.

Воскресенье, 21 сентября 1975

Литургия на Olivier de Serres. Кофе на углу в cafe с Никитой Струве, но серьезные разговоры – о "письме в редакцию" Солженицына – откладываем на завтра…

Днем на подворье[498] свадьба двух братьев Ребиндеров на Соне Лопухиной и Наташе Розеншильд. Первое "свиданье" с подворьем. Все разворочено, растет трехэтажное здание. Но если встать к этому спиной – все тот же дряхлый профессорский домик: окно о.Киприана, окно о.Сергия Булгакова. Чувство совсем такое, как в "Соррентинских фотографиях" Ходасевича: все просвечивает прошлым, для меня – сквозь толпу молодых – реальны наполняющие это место дорогие тени… Одиннадцать лет жизни!

Вечером втроем: мама, Андрей и я – по [нашей улице] Lecourte. И каждый раз мысль: не в последний ли раз?

Понедельник, 22 сентября 1975

Рано утром – в восемь часов утра – прогулка с Андреем и [его дочерью] Наташей по Булонскому лесу. Чудное солнечное утро. И снова тот же свет, в котором я блаженствую весь день. Андрей довозит нас до rue Jacob[499]. Наташа идет на службу. А я начинаю опять свое "приобщение" Парижу, ставшее для меня настоящей потребностью, – погружение в это медленное движение по городу, который каждый раз мне что-то открывает – не внешне, нет, а именно внутренне. Словно встреча с самим собой на глубине.

По rue Bonaparte до Сены и направо по набережной. Все больше и больше разгорается солнечный день. Уже "ритуально", не думая, захожу в Notre Dame[500]. Торжественная месса – с органом – какого-то немецкого паломничества. Оттуда – на ile St. Louis[501] и по Quai de Bourbon до Pont Marie, Quai Henri Quatre – до Gare de Lyon[502], где в 10ч. у меня свидание с Mother Mary из Bussy[503]… В одиннадцать часов, кончив разговор с ней, опять пешком к Сорбонне, где у меня завтрак с Никитой и Машей Струве.