Смешно, как эта тетрадка, то есть "общение" с нею, становится постепенно потребностью. Мне, в сущности, нечего записывать сейчас: волнения: болезнь Сережиных детей, привычные и обычные трудности с мамой и с ее характером; семинарские дела, деловой завтрак вчера с Lutge, разговор с влад.[ыкой] Димитрием, все то, что буквально "съело" эти дни, все это записывать не только не стоит, а и невозможно. Поэтому тетрадка на деле есть, конечно, бегство от всего этого, необходимость хоть немного "отрешиться" и прикоснуться к чему-то более глубокому в самом себе. Однако и прикосновение это не опишешь: оно все из "прорывов-прикосновений" – к времени, к тому мимолетному, незаметному, молчаливому, в чем одном по-настоящему и ощущаешь дыхание вечности в "мире сем". Нельзя же каждый день писать о соотношении обнажающихся золотых деревьев с небом, о падающих листьях, обо всем том, что дано нам, я убежден, как призыв к отрешению и как его возможность. "Rien n'est vrai que le balancement des branches noires dans le ciel d'hiver"[539] – так или почти так это же выразил Julien Green. L'exteriorite des choses operant l'interiorite de la vie[540]… Записанное превращается в ненужную и дешевую "лирику". Но речь не о ней и не в ней дело…

Завтра отъезд в Cleveland на Собор. Пугающая перспектива четырех дней напряжения, растворенности в этом огромном, бесформенном теле и ответственности за "форму", за то, чтобы еще раз "удалось".

Набираться глубины, вот этой самой отрешенности, отнесенности, молитвы не словами и поклонами, а вниманием всего существа: зрением, слухом, подспудным знанием присутствия.

Cleveland. Понедельник, 10 ноября 1975

В отеле Sheraton в 7.30 утра, перед открытием Собора. Приехал вчера днем и сразу же попал в привычную атмосферу, которую и определить-то по-настоящему трудно, но которая, в той или иной степени, всегда налицо. Атмосфера, составляющая гегельянский "тезис" моего отношения к Церкви – то есть некое отчаяние . Бездарный, трусливый епископат, чувствующий себя, в сущности, чужим на соборе своей собственной Церкви. Столь же [растерянный] митрополичий совет: уже вчера же вечером я сцепился с его членами, которые дальше "обсуждения финансов" ничего не видят. Я знаю, что это "тезис", что будет "антитезис" и "синтез", но сейчас – за час до открытия Собора – со всей силой ощущаю "тезис".

Вторник, 11 ноября 1975

Второй день чудовищного "соборного" напряжения. Но сегодняшняя Литургия (которую я служил с 6священниками) была одной сплошной радостью и светом, подлинным "Господи, хорошо нам здесь быти…"[541]. Буквально сотни причастников, весь Собор… Боже мой, как далеки мы от моего первого Собора в 1975г.: на Литургии присутствовало пять-шестьчеловек, остальные двести сплетничали в подвале собора на 2-й улице. Какая изумительная перемена!

Только что завтракал с проф. Т. из Сеаттла, нашим guest speaker'ом[542] сегодня вечером. Милый, умный и тонкий человек.

Все же твердо решил не баллотироваться в митрополичий совет и сделать un bain d'opposition[543]. Владыки слишком привыкли к тому, что я своего рода rubber stamp[544] на их решениях…

Среда, 12 ноября 1975

Весь день вчера в заседаниях, разговорах, встречах. Вечером бесконечный банкет с речью в конце (около 11.30!) бедного Т. – очень глубокой и удачной: о призвании Православия в post-Christian America[545].

Очень уютно живем с Сережей, вполне вошедшим в атмосферу Собора.

Наверное, постарел и помудрел: внутри – невозмутимое спокойствие, тишина и отрешенность. Даже когда "ору".

Прошелся опять по городу: утренняя будничная городская суета. Огромное озеро. Осеннее небо.