небесное блаженство, а другое, по причине плоти, обитает на земле, по сродству с ней. Хотя вожделение прекрасного и доброго равномерно всуществлено в том и другом естестве, и Правитель вселенной в обоих соделал равными самоуправление, самовластие и свободу от всякой необходимости, чтобы всё одаренное словом и разумением распоряжалось собой по самозаконному некоему произволу, однако же жизнь горняя во всем хранит себя чистой от порока, и с ней несовместно ничто представляющееся противоположным, всякое же страстное движение и расположение, которым подвержен род человеческий, приводит в кружение жизнь дольнюю. Посему житие святых сил на небесах Богодухновенное слово признает не имеющим примеси порока и чистым от всякой греховной скверны. Все же, что умышлением худого и отступлением от доброго33 превращается в зло, подобно какому-то отстою или грязи, стекается в эту обыкновенную34 жизнь; и оскверняется человеческий род, находя в этой тьме препятствие к тому, чтобы усматривать Божественный свет истины. Посему, если высшая жизнь бесстрастна и чиста, а здешняя бедственная жизнь погружена во всякие страсти и злострадания, то явно, что горнее житие, как чистое от всего худого, преуспевает в благой воле Божией; ибо где нет зла, там по всей необходимости добро. А наша жизнь, утратив общение в добре, отпала и от Божией воли. Посему научаемся мы в молитве в такой мере очищать нашу жизнь от худого, чтобы, как в небесном жительстве, в нас беспрепятственно управляла Божия воля, так чтобы можно было иному сказать: «Как в престолах, началах, властях, господствах и всякой премирной силе совершается Твоя воля, и никакой порок не препятствует действию добра, так и в нас да совершается доброе, чтобы, по истреблении всякого порока, в душах наших благоуспешно исполнялась во всем Твоя воля».

Но возразит кто-нибудь: возможно ли в той чистоте, какая в бесплотных силах, преуспеть получившим в удел жизнь во плоти, когда душа по телесным потребностям погружена во тьмы забот? – Посему-то, кажется мне, как бы устраняя таковую невозможность, Господь в последующих словах разрешает кажущееся затруднительным в предстоящем деле. Ибо сими словами, в повелении просить насущного хлеба, предлагается нам, думаю, учение, что довольство малым и умеренность по закону бесстрастия равняется тому, чтобы не иметь ни в чем нужды по естеству. Ангел не просит в молитвах Бога о подаянии ему хлеба, потому что одарен естеством, не имеющем нужды в чем-либо подобном; а человеку повелено просить, потому что делающееся пустым непременно имеет нужду в наполняющем. Скоротечен и преходящ состав человеческой жизни, вместо отделившегося требует возобновляющего. Посему кто в услуживании естеству не увлекается сверх необходимости суетными заботами, то не много ниже ангельского чина по жизни, в довольстве для себя малым подражая Ангелам, ни в чем не имеющим нужды. Посему повелено нам домогаться только остаточного к сохранению телесной сущности, говоря Богу: хлеб нам дай,– то есть дай не забавы, не богатства, не доброцветные багряницы, не золотые уборы, не блеск камней, не серебряные сосуды, не обширные поместья, не военачальство, не владение городами и народами, не стада коней и волов и великое множество другого скота, не обилие невольников, не знаменитость на торжищах, не памятники, не изображения, не шелковые ткани, не увеселения музыкой и ни что-либо сему подобное, чем душа отвлекается от Божественной и более досточестной заботливости – но дай хлеб.

Видишь ли эту широту любомудрия? Сколько учений содержится в сем кратком изречении? Словом: хлеб как бы так взывает Господь к внимающим: «Перестаньте, люди, истощаться пожеланиями суетного! Перестаньте на горе себе самих умножать поводы к трудам! Не велик твой естественный долг: обязан ты доставать плоти своей пищу,– дело небольшое и нетрудное, если имеешь в виду потребность. Для чего умножаешь свои повинности? Для чего налагаешь на себя иго, неся столько долгов, добывая серебро, откапывая золото, приискивая прозрачное вещество? Для того ли, чтобы всем подобным

33 По рукописи τηˆ τουˆ χείρονος ε̉πιβουλία καί α̉ποξάσει τουˆ α̉γαθουˆ.

34 По рукописи вместо τὴν κοίλην читается την κοινὴν.

услаждать тебе этого всегдашнего собирателя податей – чрево, которому потребен только хлеб, удовлетворяющий тому, в чем нуждается тело?» А ты отправляешься к индам, терпишь беды на чужеземном море, пускаешься в плавание на целые годы, чтобы привезенными оттуда покупками усладить пищу, не обращая внимания на то, что ощущение сладостей имеет пределом небо во рту, а также и благовидное, и благовонное, и услаждающее вкус доставляет чувству какую-то скоропреходящую и мгновенную приятность. Кроме неба во рту разность влагаемого в гортань ничем не различима, потому что естеством одинаково изменяется все в зловоние. Видишь ли конец поваренного искусства? Видишь ли последствие поваренных ухищрений? Проси хлеба для жизненной потребности: в этом природа сделала тебя должником телу. А что сверх этого изобретено изнеженностью35 роскошных, то из числа привсеянных плевел. Сеяние домовладыки – пшеница, а из пшеницы делается хлеб; роскошь же – плевелы: они врагом привсеяны к пшенице. Но люди, перестав служить природе необходимым, действительно, как говорит негде Писание (Мк. 4, 7, 19), бывают подавляемы рачением о суетном и остаются недостигшими зрелости, потому что душа непрестанно занимает себя сими суетностями.

О чем-то подобном, может быть, как мне кажется, загадочно любомудрствует и Моисей, советником Еве к наслаждению вкушением представив нам змия. Сказывают же, что это животное – змий, если вставит голову в паз стены, в который вползает, то нелегко вытащить его из паза тому, кто потянет за хвост, потому что упирающаяся чешуя естественно противится усилию тянущего назад; и кому проход вперед беспрепятствен, потому что чешуя по гладкому скользит, для того обратный путь назад, задерживаемый упорством чешуи, затруднителен. А слово сие, думаю, показывает, что надлежит беречься удовольствия, когда оно входит и вползает в скважины души, и сколько можно тщательнее заграждать пазы жизни. Ибо в таком случае жизнь человеческая блюдется чистою от смешения с жизнью скотской.

Если же, по расстройству в нас связей жизни, найдет себе какой-либо вход змий сластолюбия, то поэтому укроется в нас, так как по причине чешуй трудным сделается извлечение его назад из вместилищ разумения. А слыша о чешуе, разумей под этой загадкой разнообразные поводы к удовольствиям; ибо страсть к сластолюбию по родовому понятию – один зверь, но разные и различные виды удовольствий, примешиваемые чувствами к человеческой жизни, это – чешуи на змие, испещренные разнообразием страстей. Посему, если избегаешь сожительства со змием, то берегись головы, то есть первого приражения к тебе зла; ибо к сему ведет загадочный смысл Господней заповеди: оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту (Быт. 3, 15). Не давай входа пресмыкающемуся, которое вползает во внутренность и при самом начале входит всей длиной своего тела. Ограничивайся необходимой потребностью. Пределом заботливости твоей о жизни пусть будет удовлетворение нужды тем, что у тебя есть.

Если и с тобой Евин советник вступит в беседу о том, что прекрасно для взора и приятно для вкуса, и при хлебе станешь искать такой-то снеди, приготовленной с такими-то приправами, а потом вследствие сего прострешь пожелание далее необходимых пределов, то увидишь тогда, как пресмыкающийся вслед за сим неприметно прокрадется к любостяжательности. Ибо, от пищи необходимой перейдя к лакомым снедям, перейдет и к тому, что приятно для глаз, будет домогаться светлых сосудов, красивых слуг, серебряных лож, мягких постелей, прозрачных с золотой насыпью покрывал, престолов, треножников, купален, чаш, рогов, ковшей, лоханей, светильников, курильниц36. А через это входит похоть любостяжательности, и домогается подобных вещей37: но чтобы в заготовлении оных не было недостатка38, потребны доходы на приобретение требуемого. Поэтому

35 По рукописи вместо ταιˆς ε̉πινοίαις читается: ταιˆς χλιδαιˆς.

36 Слова: καί τα τοιαυˆτα ε̉πιζητωˆν в рукописи не читаются.

37 Сие дополнено по рукописи.

38 Так в рукописи читается λείποι, υˆ ώ΅υ λίποι. 19

надобно иному быть в печали, живущему вместе проливать слезы, многим сделаться бедствующими, лишившись собственности, чтобы вследствие их слез за столом этого человека было блистательно. А когда змий обовьется вкруг этого и наполнит чрево, чем было желательно, тогда, вслед за сим, по пресыщении человек более и более вовлекается в неистовство непотребства; и это есть крайнее из зол человеческих.