A calf butted with an oak

- Мне важно было получить поддержку авторитетных писателей. Я получил от ста и вполне удовлетворён.

Марков:

- Но зачем в какую-то "Литературную Грузию"?

- А почему же органу братской республики не знать о моём письме?

Марков:

- Со всех мест нам присылают ваши письма. И не думайте, что все - за вас, многие - решительно против.

- Так вот я и хочу открытого обсуждения.

Марков (жалостливо):

- Да, но если б это не стало известно нашим врагам (У них для "сосуществования" нет и термина другого все кругом - враги!)

- Очень досадно. Но это - ваша вина, а не моя. Это почему произошло? Потому что три недели вы на моё письмо не отвечали! Зачем же потеряно столько времени? Я-то ждал, что в первый же день съезда президиум меня вызовет, даст возможность огласить письмо либо во всяком случае устроит обсуждение.

Марков (страдательно):

- Ну что ж, это - упрёки, а главное как теперь быть?

(И все дробным эхом: как быть!)

Марков:

- Вы, находящийся в самой гуще политики, посоветуйте!

Я (с изумлением):

- Какая политика! Я - художник!

Воронков:

- Да ведь как передают! - по два раза в одну передачу! (Врёт, но я не могу возражать я же западною радио не слушаю.) Израиль - ваше письмо! Израиль - ваше письмо! Да читают как! - мастера художественною чтения!

Марков (язвительно):

- А всё-таки в вашем письме есть маленькая неточность.

Одна маленькая неточность? В письме, где я головы рублю им начисто! Где на камни разворачиваю их десятилетия?..

- Какая же?

Марков:

А вот: что "Новый мир" отказался печатать "Раковый корпус". Он не отказывался.

Это Твардовскии им так говорил. Он так помнит! Он честно, он искренно помнит так об этом: мы уже в редакции с ним сегодня толковали: "А. И., когда я вам отказывал?" - "А. Т.! Да вы же взяли 2-ю часть в руки, подняли и говорите: даже если бы всё зависело от одного меня." Нет, не помнит.

И что я "ничего не хочу забыть", и что у меня "ничего святого нет" забыл: "Может быть о какой-нибудь странице шла речь. А всю 2-ю часть я не отказывал."

Сейчас Твардовский сидит в стороне, курит и с серьёзно-внимательным видом наблюдает наш спектакль. Подошло, что все на него оглянулись.

Твардовский:

- Ну, погорячились, чего не сказали оба. Это был, так, разговор, а редакция вам не отказала.

"Так, разговор", которым едва не закончились все наши отношения.

Твардовский: