A calf butted with an oak

Не одобряет, не одобряет. И даже в стол себе не хочет взять такой ошибочной, опрометчивой бумаги. Не это главное сейчас! Единомысленно и строго сдвинулись вокруг меня опять. И Твардовский прямо диктует мне:

"Я категорически запрещаю вашему нео-эмигрантскому, откровенно враждебному журналу... Приму все меры..."

Какие?! Правительство наших прав не защищает, но требует, чтобы мы защищались сами! - вот это по-нашему.

- А иначе, Александр Исаевич, мы вам больше не товарищи!

И на лицах Лакшина-Хитрова-Кондратовича каменное, единое: нет, мы вам больше не товарищи! Мы - патриоты и коммунисты.

О, как трудно не уступить друзьям! Да мне и действительно не хочется, чтобы "Грани" печатали "РК", только всё испортят, особенно когда уже началось европейское печатание. Ну что ж ну, ладно ну, телеграмму я дам (Я сломлен! Так быстро!) Пытаюсь сложить - а слова не складываются. Дайте подумать! Отводят в кабинет Лакшина. Но я как бы под арестом, пока не напишу запретительной телеграммы - из редакции не отпустят.

А всегда надо подумать! Всегда осмотреться. На обороте той же телеграммы карандашом - что это - черновик.

"Многоуважаемый Пётр Нилович!

Я считаю, что Солженицын должен послать этому нео эмигрантскому - (в этом нео они видят какой то особенный укор!) - откровенно враждебному нашей стране. Я пытаюсь срочно вызвать Солженицына, местонахождение которого мне сейчас неизвестно, в Москву. Жду ваших указаний.

Твардовский.

11 апреля"

(Указаний после того не получил Твардовский и, изнывая, через сутки позвонил Демичеву сам. Тот "А-а, пусть как хочет". А вы, мол, расхлебаете! Ещё в большем угрызении стал Твардовский искать меня.) А слова-то телетраммы никак не складываются. Что-то наскрёб, но совсем без ругани, понёс показывать. - A. T. разгневался: слабо, не то. Я его мягко похлопал по спине, он пуще вскипел:

- Я - не нервный! Это - вы нервный!

Ну, ин так. Не пишется. Утро вечера мудреней, дайте подумать, завтра утром пошлю, обещаю. Кое-как отпустили А на душе - мерзко. Л. К. Чуковская с недоумением:

- Не понимаю. Игры, в которые играют тигры. Лучше устраниться.

И правда, что за морок? Как мог я им обещать! Да разобраться-то надо? Цепь загадок:

1) как могло случиться, что такую телеграмму вообще доставили? или огрех аппарата - или провокация КГБ.

2) кто такой Луи?

3) "ещё один экземпляр"! а где и кем доставлен первый? (И оба же - не бесплатно! И деньги за мой "Корпус" уже пошли на укрепление Госбезопасности!)

Пока неотклонимо готовится мой залп из пятидесяти "Изложений", узнать о Луи - и сразу находится бывшая зэчка, сидевшая с ним в карагандинском лагере, приносит дивный букет: никакой не Луи, Виталий Левин, сел необучившимся студентом, говорят - что-то с иностранными туристами, в лагере был известным стукачом, после лагеря не только не лишён Москвы, но стал корреспондентом довольно "правых" английских газет, женат на дочери английского богача, свободно ездит за границу, имеет избыток валюты и сказочную дачу в генеральском поселке в Баковке по соседству с Фурцевой. И рукопись Аллилуевой на Запад отвёз - именно он.

Всё ясно. Телеграмма - подлинная (доставлена по просчёту, по чуду), ГБ торгует моим "Корпусом", "Грани" честно предупреждают Твардовского, за это я должен по-советски облить их грязью, а ГБ пусть и дальше торгует моей душой, она - власть, она - наша, она - имеет право.