- Вообще, если ты будешь тихо сидеть, всем будет лучше!

- А я сам и не нападаю, - они вынуждают.

- Ты одержимый, своих детей не жалеешь.

И другой раз о детях:

- Что ж, с ребенком что-нибудь случится - тоже ГБ?

(Их ход мысли - за ребёнка их не заподозрят.)

- Да, конечно, сейчас вы одержали победу. Но если "Раковый корпус" сейчас напечатают - ты не сделаешь публичного заявления, что ты одержал победу?

- Никогда.

Даже удивляюсь вопросу. В крайнем случае скажу, разумная мера, для русской читающей публики.. Мне-то это печатание почти уже и не нужно.

(А правда нужно или не нужно? Как же не желать, не добиваться первей всего - своего печатания на родине? Но вот уродство: так опоздано, что уже не стоит жертв. Символический тираж, чтобы только трёп пустить о нашей свободе! Продать московским интеллигентам, у кого и так самиздатский экземпляр на полке? Или, показавши в магазинах, да весь тираж - под нож? Вот сложилось - я уже и сам не хочу. Москва - прочла, а России - вся правда нужней, чем старый "Раковый". Препятствовать? - не смею, не буду. Но уже и не нужно...)

- В декабре 67-го "Раковый" не напечатали - по твоей вине!

- Как??

- А помнишь, ты притворился больным, не поехал, послал меня. А Твардовский хотел просить тебя подписать совсем мягкое письмо в газету.

(Да, совсем мягкое, отречение зачем шумят на Западе... Только об этом шло тогда и на Секретариате... Вот так и вывернут мою историю: это не власть меня в тупик загоняла (и всех до меня), это я сам (мы сами)...)

Напечатают книгу - ты получишь какие-то деньги... Но ты должен дать некоторые заверения. Ты не сделаешь заявления корреспондентам об этом предложении. Об этом нашем разговоре. Он должен остаться в полном секрете.

Превосходя наибольшие желания их и её, я:

- Разговор не выйдет за пределы этого перрона.

(Длинного, узкого перрона между двумя подъездными путями рязанских поездов, откуда мы приезжали и куда уезжали с продуктами, с новостями, с надеждами - 12 лет... Долгого перрона в солнечное сентябрьское утро, где мы разгуливаем под киносъёмку и магнитную запись. В пределах этого перрона я и описываю происшедший разговор.) Узнаю, как она старается в мою пользу:

- Я считаю, что своими высказываниями в беседах и отдельными главами мемуаров, посланными кой кому, я объяснила твой характер, защитила тебя, облегчила твою участь.

Она взялась объяснять! Никогда не понимав меня, никогда не вникнув, ни единого поступка моего никогда не предвидя (вот как и сейчас) - взялась объяснять меня - тайной полиции! И в содружестве с ними - объяснять всему миру.

Всегда ли так насыщения требует уязвлённое самолюбие, и тем большего, чем больше зрителей? Когда самолюбие, наверно - всегда. Но - пойти и за тайной полицией?.. Не каждая.