A calf butted with an oak
Ошибся. Ему бы: "фамилия?"... Ну, ладно, поймали, держите:
- Он самый.
Опять остро:
- Александр Исаич?
Успокоительно:
- Именно.
И - с возможной звонкостью и значением:
- Я - заместитель генерального прокурора СССР - Маляров!
- А-а-а... Слышал.
У Сахарова читал. Да не написал Сахаров, что он маленький такой. По записи можно подумать - номенклатурная глыба, Осколупов.
Но - не размазывает, деловой. А может быть, воздухом одной комнаты со мной дышать не может, торопится:
- Зачитываю постановление...
Не запомнил я, кто "утверждает" - он ли, или самый генеральный прокурор, а "постановил" всего навсего старший советник юстиции тот самый Зверев, в роскошной шубе, - на квартиру почти как милиционер приходил, а тут, вишь, за всё политбюро управляется:
- ...За...за... Предъявляется обвинение по статье 64-й! (ещё там буква или часть?).
Я - голосом дрёмным, я - с мужицким невежеством:
- Вот этого нового кодекса... (он ведь только 13 лет)... совсем не знаю. Это - что, 64-я?
То ли было в добрые времена, при Сталине-батюшке, как посидишь десятку, так шпарь любой подпункт в темноте наизусть.
Маляров вылупился рачьи:
- Измена родине!
Не шевелюсь.
(Они за спиной впятером засели - ждут, я кинусь на прокурора?)
- Распишитесь! - поворачивает ко мне лист, приглашает к столу подойти.
Без шевеленья, давно отдуманное, слово на вес:
- Ни в вашем следствии, ни в вашем суде я принимать участия не буду. Делайте всё без меня.
Ожидал, наверно. Не так уж и удивляется:
- Только расписаться, что - объявлено.
- Я - сказал.
Не спорит. Повёртывает лист, и сам же расписывается.
Ах, как меня жал следователь 29 лет назад, неопытного, зная, что в каждом человеке есть невыжатый объём. И до чего ж хорошо - зарекомендовать себя камнем литым, даже и не пытаются, не прикасаются пожать, попробовать. Следствие - не будет трудным: напрягаться умом не надо. Всех, всех предупреждал: говорите, валите, что хотите, со мной противоречий не будет никогда, потому что я не отвечу ни на вопрос.
Так - и надо. Вот она, лучшая тактика.
Всё. Тем же чередом - встают сзади меня, встаю я, офицер впереди, офицер позади, через два вестибюля - руки назад! (не резко, мягко-напоминающе). Можно бы и не брать, конечно. Но я руки назад - беру. Для меня руки назад, если б вы знали, даже ещё и уверенней: чего ж ими болтать, строить вольняшку недобитого, для меня руки назад - я железный зэк во мгновение, я сомкнулся с миллионами. Вы не знаете: вот такая маленькая пустая проходочка под конвоем насколько укрепляет зэка в себе.
А тут и не долго, вот уже и в камере. Ребята: "Ну, что?".
Говорить, не говорить?..
Я и действительно не помню: до пятнадцати лет - это точно. Но, конечно, и расстрел же есть.
Да, осмелели, не ожидал от них. Вот тебе - и варианты. На всякого мудреца довольно простоты.