Общее мнение в рассуждении сего есть следующее: книги, в которых содержится христианское учение, суть боговдохновенны. В этом все согласны, но слово "вдохновение" различно толкуется; отсюда и учители христианские различно смотрят на боговдохновенных писателей, и в мыслях своих касательно сего предмета расходятся до противоречия. Наша Церковь, сколько нам известно, не изложила об этом решительного мнения. В церковных книгах наших нет ничего определенного, кроме некоторых метафорических выражений, встречающихся в службах священных, где апостолы называются "органом Святаго Духа", "тростию", и подобное. В других местах тоже нет определенной мысли. Например, в Катехизисе говорится о писателях Священного Писания, что они боговдохновенны, но в чем состояла их боговдохновенность, не объясняется. В системах богословских тоже не говорится об этом. У других писателей встречаются определения, но неточные. У них вдохновение берется за истину, то есть они хотят этим сказать, что Писания Священные истинны, а потому и вдохновенны. Это ограниченна? более практическое, есть единственный признак боговдохновенности, который показывает, что Дух Святый не допустил в Писании ничего ложного. Его можно видеть в проповедях, изданных по благословению Святейшего Синода, которые расположены так, что содержат в себе богословское учение, и которые разосланы по церквам для ежедневного, буде можно, проповедания и поучения народа. Оно же встречается у святителей Димитрия Ростовского и Тихона Воронежского. Но это определение неопределенно; оно показывает только то, что писатели священные руководимы были Святым Духом так, что ничто ложное не могло вкрасться в их Писание; но из него не видно, в чем состояло сие руководство и какие (имело - ред.) степени. Вот учение Церкви о сем предмете. Она не сказала нам ничего определенного, предоставив это собственному верованию и размышлению каждого.

Итак, какое же учение об этом может быть составлено на основании самого Священного Писания и разума? Священные книги боговдохновенны. Самое первое понятие о сих книгах показывает, что они писаны при содействии Святаго Духа. Эта первая черта, боговдохновенность, совершенно необходима; с уничтожением ее нельзя будет не поставить священных книг наряду со светскими. Но чем доказать, что Дух Святый имел участие при составлении их? Разум может сказать об этом немного; но сие немногое весьма сильно и для здравомыслящего может заменить все прочие доказательства. Вот каково в сем случае суждение разума. Промысл рассудил дать роду человеческому религию; орудием к этому избрал не всех людей, а некоторых; сии люди, чтобы сохранить и передать всему роду человеческому открытое им свыше учение, должны были заключить его в письмена. Итак, если Промысл хотел достигнуть Своей цели, а в этом нет сомнения, то должен был употребить все нужные для сего средства. Но избранные сии мужи, быв оставлены самим себе, могли бы погрешать в изложении истин религии. Следовательно, цель Промысла не была бы достигнута. А посему нельзя не допустить, что Бог особенно пекся при письменном передавании религии и, может быть, более, нежели при устном. Таким образом, Писание должно быть боговдохновенно в обширном смысле, не определяя то есть свойства и степени вдохновения. Этот приговор разума есть самый сильный. Не верить ему было бы безрассудно, и то же, что не верить Промыслу. Впрочем, для неверующих или малорассуждающих еще есть доказательства положительные - внутренние и внешнее, а именно свидетельства самых писателей и других людей. Мы имеем право верить собственным их свидетельствам, ибо мы признаем их за божественных посланников; следовательно, во всяком случае они заслуживают веру нашу, и потому заслуживают ее и тогда, когда дают отзыв о своих Писаниях.

Есть ли прямое свидетельство у святых писателей о том, что они писали по действию Святаго Духа? Прямого отзыва об этом нет, ибо он показывал бы некоторый род самохвальства; притом, в нем нет нужды. Напротив того, непрямых свидетельств очень много, и яснейшее из них есть следующее: Иисус Христос обещал апостолам Святаго Духа, чтобы Он воспоминал им, изъяснял, предостерегал от заблуждений, наставлял их на всякую истину и никогда не отступал от них. Можно ли сказать, чтобы Дух сей всегда был при них, исключая время написания истин религии? Очевидно, как это нелепо; в это-то время Он более всего должен был быть при них. Сих двух доказательств достаточно для тех, которые хотят увериться в боговдохновенности Писаний.

После сего может идти к делу и свидетельство апостола Павла, который говорит, что он учит по вдохновению Святаго Духа (см.: 1 Кор. 2; 13). Учение сие могло быть и устное, и письменное, так как и свидетельство его может относиться и к нему, и ко всем другим святым писателям. Таким образом, когда берем вдохновение в обширном смысле, то оно вразумительно и ясно, и способ доказывания легок и прям.

Войдем теперь в подробности сего предмета и спросим себя: в чем состояло сие содействие Святаго Духа? Ответы на сие весьма различны. Первое мнение, мнение древнее, бывшее в Иудейской Церкви, у Флавия, Филона и других, а потом в Христианской Церкви у Иустина, Афинагора, Мелитона и продолжавшееся до XIII века, состоит в том, что полагают, якобы Дух Святый имел такое великое участие, что писатели по отношению к Нему были то же, что перо по отношению к писцу, что флейта по отношению к игроку, что пила по отношению к влекущему ее; следовательно, Дух Святый давал им и мысли, и чувства, и слова, а они были не более, как орудие или же машина, и потому все равно, люди ли действуют, существа разумные, или действуют бессловесные.

Второе мнение противоположно первому. Его держались в древности Августин, Ориген и Александрийская школа, впоследствии времени схоластики, а в новейшие времена некоторые из новейших богословов. Мнение сие состоит в следующем: полагают, что участие Святаго Духа было только отрицательное, а не положительное, то есть священные писатели Ветхого и Нового Завета писали сами, а Дух Святый назирал только над тем, чтобы не было заблуждений. Они, по мнению так думающих, легко могли это сделать, ибо многое сами видели, многое слышали, а в прочем руководствовались писанием других, что более всего видно в книге Паралипоменон. Такое мнение уподобляет священных писателей малютке, а Святаго Духа дядьке, который идет за малюткой и смотрит, чтобы там только поддерживать его, где он может упасть.

Третье мнение есть среднее, которое мирит сии крайности. По сему мнению участие Святаго Духа было различно по отношению к различным временам, различно по отношению к различным лицам, и различно по отношению к различным предметам, то есть имело свои степени, смотря по нужде. Так, в известных предметах это наставление было более отрицательное; в лицах, не понимавших предметов, для других может быть и понятных, это участие Духа Святаго было более положительное, так что Дух Святый давал и мысли и слова. Например, пророк из пастуха, без сомнения, не мог ничего сказать без такого участия Святаго Духа, как он и сам говорит. Такое же участие должно быть и в людях образованных, когда они говорили о предметах, превышающих наш ум.

Вот три мнения! Какое справедливее? Строжайшее мнение кажется для некоторых безопаснейшим и таким, которым удобно спасается честь писателей, ибо может быть сомнение насчет справедливости, если допустим, что не все вдохновенно. Но такое опасение нерезонно. Довольно, чтобы Дух Святый предостерегал от заблуждений. Мы не могли бы не признать вдохновенными их писаний даже и тогда, когда бы они написаны были по одному произволу писателей, и когда бы Дух Святый сказал, что они истинны. Сие мнение имеет свои невыгоды; так, оно унижает достоинство природы человеческой, ибо подвергает ее совершенному (уподобляет совершенно - ред.) механизму. Кроме того, оно не может стоять против возражений. Ясно, что каждый писатель сохранил свой характер, чего не могло бы быть, если бы писатели были только страдательным орудием. Ибо зачем бы Дух Святый употребил сие разнообразие? показать, что разные были орудия? но какая цель этого? Показать, например, что если бы апостол Павед писал сам, то он написал бы таким образом? Но к чему это? В таком случае лучше было бы Святому Духу употребить единство, чтобы показать, что Он один был его виновником.

Разнохарактерность легкомысленные писатели часто обращают в предосудительность Священному Писанию. Да и самый источник этого мнения подозрителен. Оно явилось со II века у Иустина, в разговоре его с Трифоном иудеянином; к нему оно зашло от Флавия и Филона, а они, очень вероятно, сами выдумали. В их уме не была раскрыта теория вдохновенности, поэтому они остановились на легчайшем, что представляется с первого взгляда. Держась сего мнения, должно допустить, что и самые переводчики вдохновенны. Отсюда у Флавия и есть мнение, что перевод Семидесяти вдохновен, какой эпитет есть даже в славянской нашей Библии. Таким образом, вдохновение должно представлять с замеченными нами степенями. Но нужно ли так разграничивать сии степени? В народном учении этого делать не нужно, но для учителей религии необходимо. Ибо он (учитель) при хорошем размышлении часто будет сталкиваться на разные степени; например, будет недоумевать по поводу разнохарактерности Писаний. Притом, еще надобно сказать в поддержку среднего умеренного взгляда и то, что им ширится следующая мысль: куда девался в писателях собственный запас их мыслей? При строжайшем взгляде надобно допустить, что к этому запасу присовокупился, совершенно без всякой нужды, новый запас, между тем как при этом умеренном сего излишнего удвоения быть не может.

Итак, взгляд умеренный есть самый лучший путь к изъяснению природы и свойства вдохновения. Следовательно, в некоторых случаях вдохновение было: 1) отрицательное, когда Дух Святый только предостерегал от заблуждений. Поэтому писатели употребляли и свой запас, и пользовались пособиями других. Это доказывается первыми стихами Евангелия от Луки (Лк. 1; 1-3), из коих видно, что апостол начал писать по собственному побуждению и пользовался готовым, ибо он, как видно из слов его, сам все исследовал. Следовательно, действие Святаго Духа в нем было только отрицательное, состоящее в предостережении. Такое же участие Святаго Духа в книгах Паралипоменон, Царств и других. Это первая часть принятого нами мнения. 2) Но надобно допустить и действие Святаго Духа положительное, то есть иногда оно должно простираться до того, чтобы внушались как мысли, так и слова. "Вдыхать" мысли нужно потому, что многие истины сверхъестественны, а потому недоступны для ума нашего; "вдыхать" слова нужно уже потому, что "вдыхаются" мысли, ибо свойство ума таково, что мыслей нельзя сообщать без слов: мы дотоле не поймем мысли, доколе не выразим ее словами. Кроме того, мы имеем на это прямое свидетельство: Иисус Христос обещал апостолам научить их, как и «что» им «говорить» (см.: Мф. 10; 20. Мк. 13; И). Под «что» разумеются мысли, а под "как" - слова, образ выражения. Если этого недостаточно, то есть еще другое: «Аз бо дам вам уста и премудрость» (Лк. 21; 15). Без сомнения, это обещание простиралось не на один случай, когда апостолы должны были защищаться пред судом. Если Иисус Христос "вдыхает" мысли и слова в таком деле, от неудачи которого проистек бы вред частный, терялось бы благо и жизнь одного человека, то тем более должно допустить такое вдохновение в таком случае, когда за неудачей последовал бы вред для всего человечества.

Таким образом, Священное Писание есть источник религии главный, но не единственный; оно вдохновенно, то есть составлено под надзором Святаго Духа; это доказывается суждением здравого ума и свидетельствами святых писателей. Вдохновение сие имеет разные степени, которые определяются нуждой. К некоторым апостолам, например, к Марку и Луке, мы не можем по видимому приложить эпитета боговдохновенности, ибо они на»избраны Богом, как Павел. Но божественность их доказывается другими писателями. Например, божественность Луки доказывается Павлом, Марка - Петром. Притом, хотя бы не было в них боговдохновенности положительной, но зато есть отрицательная, ибо все истинно. Следовательно, Писания их божественны, не говоря даже о предмете, заимствованном от лиц боговдохновенных, ибо Лука заимствовал от Павла, а Марк - от Петра. Кроме того, древность свидетельствует, что Иоанн смотрел все три Евангелия и одобрил. Муж боговдохновенный не мог не знать, что в писаниях других вдохновенно.

Есть ли Священное Писание источник полный и совершенный? Этот вопрос служит предметом спора между католиками и протестантами. Первые утверждают недостаточность его с тем, чтобы доказать нужду преданий; а последние говорят противное с тем, чтобы остаться при одном Писании. Устранив всю эту личность, спросим: полно ли Священное Писание? Чем решить этот вопрос? По чему узнать, что Священное Писание содержит в себе все догматы религии? Чтобы узнать все, что нужно к полноте религии, должно иметь прежде всего начало, которое бы определяло все это; но где оно? В предании или же Писании? Но это значит принимать определяемое за определяющее, что нелепо. Может быть, послужит таким началом теория откровения? Но эта теория есть не более, как только рама; самая картина, которую должно сюда вставить, еще неизвестна. Разум, как мы видели, излагая теорию откровения, предлагал с полной уверенностью только общие требования; в рассуждении частностей он большей частью гадал, и поэтому говорил всегда ограниченно: "так мне кажется... так я гадаю". Следовательно, по этой теории нельзя судить о полноте Священного Писания. Но несмотря на это, предложенный нами вопрос мы можем решить таким образом: Священное Писание полно и совершенно по отношению к цели, или же по отношению к нашему спасению, то есть оно содержит все, что нам нужно для спасения. Евангелист Иоанн говорит: «сия же писана быша, да веруете, яко Иисус есть Христос Сын Божий, и да верующе живот имате во имя Его» (Ин. 20; 31). То же видно и у других святых писателей. Следовательно, нам нужна для спасения вера в Иисуса Христа, яко посланника Божия, Спасителя и Искупителя. Но это вполне раскрыто в Священном Писании, а потому в этом отношении оно полно и совершенно: оно содержит всю практическую часть религии, которая и есть самонужнейшая.

Что касается до подробностей религии, до частных черт ее, то в сем отношении нельзя утверждать полноты Священного Писания, ибо в нем нет многих подробностей, например, неполно учение о поминовении усопших, о призывании святых, о браке, и прочем; даже многие догматы изложены в виде первых очерков, в виде "семян", без всяких причин и последствий; словом, оно неполно в отношении к внешней части религии, или же Церкви; в нем нет того, что касается до образования и устроения внешней религии, или же Церкви. Таким образом, Священное Писание полно и совершенно по отношению к цели, или же ко спасению; но неполно по отношению к частностям и подробностям религии.

Соприкосновенный сему вопрос, также спорный между католиками и протестантами, из коих первые решают его отрицательным образом, а последние утвердительным, есть следующий: ясно ли Священное Писание? Здесь опять истина на середине; Священное Писание ясно в тех истинах, кои необходимы для спасения: что Бог искупил нас, что Христос есть истинный Спаситель, что должно ожидать помощи от Святаго Духа, - это поймет всякий, читая святые книги; впрочем, и в сем отношении оно не так ясно, чтобы чтение его не могло не порождать наших недоразумений; и здесь могут быть недоразумения и сомнения. Совершенной ясности и в сем случае нельзя требовать, ибо ее на языке человеческом быть не может. Поясним это примером. Например, законы государственные пишутся самым простым и понятным языком; но сколько в рассуждении их бывает недоразумений не только между простым народом, но даже между судьями, не по злонамеренности, а просто по неведению! Таким образом, и в отношении к ясности Священного Писания можно сказать, что оно ясно столько, сколько и полно, то есть ясно по отношению к цели, но неясно по отношению к подробностям - географическим, археологическим, историческим и филологическим; ибо (как -ред.) есть многие слова, для нас непонятные, так в выражении Нового Завета можно сказать, что многие греческие слова никак не могут быть переведены на другие языки со всей выразительностью.