Popular psychology for parents

Мы сейчас во дворе, слушаем детские дразнилки. Вокруг маленькие на трехколесных велосипедах, они нашли где–то металлические никелированные прутики — что с ними сделаешь? С ходу придумали: прицепили прутики к рулям, и трехколесные велосипеды превратились в милицейские машины с антеннами. Носятся по двору, ревут сиренами, а один мальчишка, покрупнее, кричит: «Я буду старший, а вы — мои подчиненные!»

Все как у взрослых. Да ведь и у взрослых все как у детей… Примем это детское дворовое общество за упрощенную, наглядную модель человеческого сообщества. Говорится: устами младенцев глаголет истина. Что у взрослых на уме, то у детей на языке. Может быть, эти младенцы скажут нам истину об истине и правду о правде? Я давно обнаружил, что, наблюдая за детьми, можно многое понять из жизни взрослых.

Прежде всего заметим, что дети, в противоположность взрослым, оценивают не поступки, а личности. Кто ты? Что ты? Взрослые, если не бранятся, стараются личность не задевать, а дети судят друг друга на каждом шагу. Не говорят «не отводился», а сразу: «неотвожа». Не «пожадничал» — а «жадина». Не «плачешь», а «плакса». Вопроса «какой?» нет, есть вопрос «кто?»: неотвожа, плакса, жадина, маменькин сынок или, может быть, «парень что надо» — выражение, до смешного совпадающее с изысканным французским «комильфо» (что надо). В центре внимания дворового общества — личность, ее достоинство. Унижение достоинства — почти единственный повод для драки: «Я тебе дам за «жадину»!». Редкая драка состоится без того, чтобы маленькие противники прежде не унизили друг друга прозвищами, дразнилками или бранью. Ничего дороже достоинства для мальчишки во дворе нет, и кто потерял его, тот пропал, будет ходить в униженных и отверженных.

Но каково подлинное достоинство каждого из этих маленьких велосипедистов с блестящими прутиками–антеннами у рулей?

Увлеченные игрой, они не замечают меня, я их не интересую — незнакомый дядя. Я стою над ними, как великан, как Гулливер. Я все вижу, но не вмешиваюсь, я склонен прощать им хитрости. Я люблю их всех, они все одинаково дороги мне, все равны. Я отношусь к ним гораздо лучше, чем они относятся друг к другу, и при необходимости каждый может обратиться ко мне за помощью и защитой. Со своей высоты и со своим опытом жизни я вижу истинную цену каждому, не видимую им, не известную им. Я вижу, что действительная цена каждого мальчишки сильно расходится с той, которая назначена ему во дворе, — то выше, то ниже. Скорее всего, и я ошибаюсь. Но вот что важно: а есть ли на самом деле подлинная цена каждому — не та, что я даю, а действительная, подлинная, настоящая?

Конечно, есть. В ней–το правда о мальчишке.

Но ведь и в обществе взрослых все то же самое. У нас тоже есть соблазн представить себе кого–то взрослее взрослого, возвышающегося над всеми, как над мальчишками во дворе, и потому всеведущего и всепрощающего кого–то, кто знает всю правду о каждом и когда–нибудь скажет ее: кто есть кто, о достоинстве каждого человека. Ничего более значительного, чем достоинство, для взрослых, как и для детей во дворе, нет. У взрослых с достоинством связано все. Важно, что есть для каждого и для всех вместе высшая цена.

Эта цена — правда. Потому все ее жаждут. Всем необходимо, чтобы их ценили по высшему достоинству, по правде.

Подлинная правда о человеке вообще — это и есть правда вообще, та самая правда, о которой мы спрашиваем, о которой говорим в выражениях типа «стремиться к правде», «жить по правде», «нести правду».

Отчего в русском языке два схожих слова — «истина» и «правда»? Зачем–то это нужно. Попытаемся развести значения этих слов.

Пользуясь принятым методом — искать смысл важнейших понятий в глубине нашего сознания, т. е. в языке, отметим такую странность: можно сказать «моя правда», «ваша правда», «правда о войне 1812 года», «правда о Суэцком канале», из чего следует, что должно бы существовать и множественное число от слова «правда»; однако его нет. Множественное от «правда» практически не употребляется. «Правд» много, правда одна… На всех и на все случаи жизни одна.

Между тем слово «истина» имеет множественное число: простые истины, трудные истины, открытые в детстве. Истин — тьма: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман». Истин — тьма, правда — одна.

Почему?

Да потому что предмет истины — факты природы и истории, а их бесконечное множество. Предмет правды один: человек.