Но это же просто ошибка в определении. Для описания того, кем он был и что натворил в истории, подходит слово не «гений», а «убийца». Разве это признак высокого интеллекта — возбуждать в людях массовый психоз? Разве цель гения — уничтожение всех, кто не согласен с устанавливаемым им порядком? Разве газовая камера — это гениальное изобретение? А какую цель ставил перед собой , Гитлер? Неужели покончить жизнь самоубийством посреди развалин Германии?

Гений проявляет себя в том, что он делает. Мы сталкиваемся с парадоксом «злого» гения только в том случае, если полагаем гениями тех, кто в состоянии пройти абсурдные тесты на уровень интеллекта успешнее всех остальных. Но ведь это чушь! Определять гения надо не с помощью этих ошибочных тестов, а вспомнив его достижения. Только тогда мы перестанем его бояться.

Кстати, а боимся ли мы слова «элита», которое означает «группа лучших»? По–видимому, да, но лишь в том случае, когда эти лучшие отбираются по признаку интеллекта. Никто не считает грехом находиться в элите по признаку физической силы.

Получается, что мы боимся интеллекта и уважаем мускулы! Время от времени мы даже устраиваем мировые праздники, посвященные нашему восхищению мышцами. Процесс почитания мышц достигает своего апогея, когда трое молодых людей встают на пьедестал почета, награждаются медалями и величаются «лучшими из лучших». А вот молодая девушка, которая может прыгнуть выше всех остальных… А вот юноша, который бегает быстрее всех… И что мы видим: у зрителей глаза блестят, грудь вздымается, сердца взволнованно трепещут при звуках национального гимна, исполняемого в честь победы их соотечественника. Радость безгранична!

Но значит ли это, что я против той элитарности, которую культивируют Олимпийские игры? Конечно же, нет! Все это прекрасно, и мы убеждены в том, что все дети должны быть физически совершенны. И мы учим родителей тому, как этого добиться. Но меня серьезно беспокоит мир, который почитает мускулы и побаивается интеллекта.

В моей жизни было немало темных улиц самых различных городов мира, и эти улицы я прошел в одиночестве поздней ночью. Но при этом я боялся не того, что вот сейчас из темноты кто–то выпрыгнет и… скажет нечто остроумное. Или задаст мне какой–то интересный вопрос. Думаю, что и вы боялись совсем не этого. Нас всех волновал вопрос о трехстах фунтах накачанных мышц, которые могут преградить нам дорогу и отделать так, что и жена не узнает. Именно поэтому меня и беспокоит мир, который уважает мышцы и недолюбливает Интеллект. И я не могу сдержать изумления, когда во время президентских выборов кто–то беспокоится о том, не является ли их кандидат слишком интеллектуальным. Мне кажется, стоило бы побеспокоиться об обратном. А разве кого–нибудь когда–нибудь беспокоило, что наши сенаторы или конгрессмены могут оказаться не слишком одаренными людьми? Разве не стоит опасаться того, что наши лидеры окажутся недостаточно мудрыми?

Мир просто вздрогнул от смеха, когда лет десять назад один из членов Конгресса США заявил, что мы нуждаемся в правительстве, состоящем из посредственностей, поскольку было установлено, что то, что мы имели, не дотягивало даже до этого уровня. Мир–то смеялся, но каково было нам слушать этот смех?

Быть умным — это хорошо, а не плохо. Более того, это очень хорошо!

Глава 5. Наследственность, окружающая среда и интеллект

Если быть умным — это хорошо, то нам следует получше разобраться в том, что же такое ум. Проблема ума и того, откуда он берется, всегда была предметом самых яростных и животрепещущих споров, начиная от древних греков и кончая современными аудиториями.

Около двадцати пяти веков назад Эмпедокл верил в то, что именно сердце является вместилищем разума, в то время как Гиппократ, обучая своих студентов медицине под платаном на острове Кос, говорил им, что разум находится в человеческом мозгу.

Меня просто очаровывает тот факт, что древние греки, в знак величайшего уважения к своим гениальным современникам, после смерти причисляли их к лику богов. А гениев среди них было много, так что и богов оказалось предостаточно.

Одним из таких гениев был врач Асклепий, который жил более чем за век до Христа и был назван богом после своей смерти.

Сегодня мы во многом придерживаемся той же самой практики, хотя и изменили терминологию. Наблюдая за своими современниками, чьи блестящие дарования приводят в изумление окружающих, мы называем их гениями. Но, как и древние греки, мы зачастую дожидаемся смерти своих гениев, чтобы лишь потом наградить их этим почетным титулом.