Во–первых, судей пять и среди них всегда найдется кто‑нибудь постарше. Во- вторых, не каждый маленький — глупый. В–третьих, чтобы судить, нужна честность, а честным может быть и маленький.

Старшему, может быть, и неприятно, что его судит маленький. Но ведь суд существует не для удовольствия.

Раздаются голоса: «Судить неприятно».

Верим: да, неприятно. Поэтому судей и выбирают жеребьевкой. Такой способ лучше голосования.

Если кто‑нибудь часто и подолгу судит, он может легко испортиться и привыкнуть смотреть на чужие поступки так, словно сам без греха. Но и судья может многому научиться: он видит, как трудно быть справедливым и какое это важное дело — справедливость.

Только пять недель у нас суд. Немного еще можно сказать о суде, но, как нам кажется, суд уже многим ребятам принес пользу.

Если кому‑нибудь скажешь: «Перестань, а то подам на тебя в суд» — и он перестает, значит, хотя суд о том даже и не знает, суд принес пользу, защитил.

Мы знаем, часто ребята смеются: «Я подам на тебя в суд». Кто так глуп, что не отличит шутки от правды?! А бывает, кто‑нибудь, наоборот, со смехом говорит: «Подай на меня в суд».

Иногда это шутка, а иногда сказано со зла на суд, который серьезно, спокойно и честно вникнет в каждое слово, никогда и никому не откажет в помощи и, когда к нему обратятся, всегда находит время не спеша расспросить и выслушать обе стороны и не отделывается шуткой даже от самого, казалось бы, пустячного дела, за которым всегда скрывается чья‑то печаль или гнев.

Да, суд неприятен тем, кого ребята зовут подлизами, тем, про которых говорят «в тихом омуте» (черти водятся), а также ловкачам, которые делают много дурного, да только осторожно. Подлиза знает, что его любят, и может многое себе позволить, кроме разве уже самого ужасного. Тихоня досадит подчас больше того, кто орет и дерется. А ловкач и из некрасивой истории выпутается. Этим выгоднее без суда, вот они и хотят его осмеять и уничтожить. Но суд никогда не обижается, и он и дальше будет продолжать искать изменений и улучшений, служа тем временем детям как знает и как умеет.

Так уже на свете заведено, что у одного за месяц десяток судебных дел, а у другого одно за весь год. С этим ничего не поделаешь, да и делать ничего не нужно. Пусть каждый сам решает, как ему быть с судом.

Существовало большое опасение: справится ли суд, если окажется слишком много дел? Теперь это опасение отпало. Суд может за час, самое большее за два, рассмотреть все дела за целую неделю, хотя бы их было сто и даже больше. Известно ведь — лиха беда начало.

Вот если бы суд мог установить такой порядок, чтобы совсем не надо было сердиться и следить, а только раз в неделю засесть на часок и вымести все это накопившееся за неделю зло, как подметаешь по вечерам или по утрам комнату, — то‑то было бы удобно и хорошо!

Рассмотрим теперь несколько дел за прошедшие недели: может быть, они убедят нас, что суд тем и полезен, что он спокоен, не бывает ни в плохом, ни в хорошем настроении, ни любит, ни не любит никого и всегда спокойно выслушивает объяснения.