Как любить ребенка

Были и другие жалобы:

«Суд выслушивает только одну сторону, а другую уже и не слушает».

Если маленький подавал на старшего, старший не приходил, хотя его и вызывали. С этим ничего нельзя было поделать.

И вообще старшие дети не заходили в классную комнату, когда там шел суд, хотя их и приглашали.

То, что ребята презирали суд, лучше всего доказывало, что они его совершенно не поняли. Хуже: не понимая, презирали и высмеивали.

Участие в работе суда одни рассматривали как игру, другие — как неприятную обязанность, от которой старались всячески отделаться.

— Я нарочно сам подаю в суд, а то выберут в судьи.

Вот они, неправда или гадкий обман!

Вместо того чтобы учить говорить правду, суд учил лгать; вместо того чтобы приучать к искренности, приучал к притворству; вместо того чтобы воспитывать мужество, поощрял трусость; вместо того чтобы заставлять думать, растил лентяев.

Неизвестных нарушителей становилось все больше и больше — никто не признавался. Почему? Если они не боялись суда, почему они тогда скрывались? Лазать по чужим ящикам лазают, а сказать «это я сделал» храбрости не хватает? Взять чужую ручку могут, не боятся, а что взяли, нипочем не скажут?

Хуже было: ребята злились на тех, кто говорил, что у них что‑либо пропало.

Дело дошло до того, что, когда что‑либо пропадало, владелец боялся в этом признаться, знал, что найти не найдут, а неприятности наживешь.

Поэтому одни, вместо того чтобы подумать, кто мог это сделать, подают на неизвестного, а другие — порядочные — совсем не подают, боятся.

А статья первая? Подал в суд и забыл, из‑за чего подавал. Человек, который умеет думать, говорит себе:

— Если я даже не помню, из‑за чего я подавал, я должен дать статью первую. К чему у суда время отнимать, к чему утруждать?

Жалобщики не приходят на суд и не дают статью первую. Почему? Потому что они не понимают, что все равно так надо делать, даже если никто и не велел, и не следил, и не грозил.

А показания подсудимых?

Часто просто стыд брал слушать и записывать. А ведь так легко сказать:

— Я поступил неправильно.

Только три таких ответа, только три на тысячу девятьсот пятьдесят дел!

Казалось бы, благодаря суду взрослые начнут испытывать к детям уважение: нет, наоборот, даже у кого и было, его теряли.