Когда мне весело, мне все кажутся хорошими, милыми; я охотно уступаю, легко прощаю; я даже не чувствую, что меня толкнули или что я ушибся. И мне кажется, что и всем должно быть весело.

А когда человек сердит, все ему не так; он и сам потом удивляется, что такие дурные мысли лезли в голову. Даже выглядишь ты, когда злишься, по–другому. Лицо перекошено, бледное или красное, и глаза совсем другие.

Когда я смотрю, как двое мальчишек дерутся, я думаю:

«Что за вихрь, что за буря мыслей и чувств?»

А когда расходятся, запыхавшись, я прикладываю ухо к груди: бедное сердце колотится так часто и сильно, что останавливается в изнеможении. А потом еще и еще и никак не успокоится.

Один вспыльчивый, легко впадает в гнев, другой редко злится; один умеет хоть и немного, да владеть собой и сдерживается, другой сразу приходит в неистовство, словно убить хочет. Про таких говорят: «Раб своих страстей».

Правильно говорят: тот, кто не умеет сам себе приказать — «Перестань!», у кого нет сильной воли — тот раб: всякий доведет его до белого каления. Мудрец сказал, что приказывать другим легко, а вот научись‑ка быть господином своих собственных мыслей и чувств…

Бывает, злость сразу проходит, сменяясь чувством раскаяния. Я заметил, что, если очень сердиться на кого‑нибудь и кричать, тот стоит злой, взбунтовавшийся: опустит голову, насупит брови, молчит. Тогда я перестаю сердится и ласково говорю:

— Вот видишь, и самому тяжело, и всем с тобой тяжело. Больше так не поступай.

После этого он начинает, хотя и стыдно ему, плакать и каяться.

Мне кажется, взрослые не должны сердиться на детей, потому что это не исправляет, а портит. Часто взрослым кажется, что ребенок назло им упрямится — не желает что‑либо сделать, сказать. Нет, ему стыдно.

А если кому‑нибудь стыдно, он не может говорить, язык словно присох, не поворачивается. В голове пустота, мысли словно улетучились. И ты говоришь и делаешь не то, что хочешь. Стараешься быть смелее, а выходит еще хуже. Сразу можно понять, что человек притворяется: говорит слишком смело и громко, движения чересчур развязные. Или губы прыгают, теребит платье и не может отвечать. Как парализованный.

Удивительно это чувство страха. Все кажется опасным. Словно кто на мысли набросил черную шаль и душит. Даже дышать трудно.

Конечно, страх страху — рознь. По–одному боишься днем, в школе, по–другому — ночью, по–третьему — если тебя кто‑нибудь напугает внезапно, по–четвертому — если всегда кого‑нибудь бояться. Бывает, знаешь, чего боишься, а то и не знаешь.