Одна педагогика делает упор на то, что ребенок должен знать, должен уметь, должен понимать. Она говорит нам: надо, чтобы... надо, чтобы...

Другая педагогика делает упор на то, каким путем добиваться этих всем известных "должен, должен, должен". Она говорит: чтобы... надо, чтобы... надо.

Чтобы дети выросли нравственными людьми, надо добиваться от ребенка лишь того, чего мы можем добиться, не посягая на него. Будет нравственность - будет все; не будет нравственности - ничего не будет.

Так - получается, а так - нет.

24

Матвей наш - детсадовский, и притом из честных. На вопрос о любимых кушаньях он отвечает: "Котлеты, компот, картошка и еще макароны".

Сегодня дома на завтрак макароны. Мы с ним вдвоем. Он тычет вилкой лениво, он набросал вокруг тарелки. В детском саду ему сделали бы сто замечаний, но я молчу. Он показывает самому себе, что он свободный человек: как хочет, так и ест. А я его сегодня не воспитываю, он у меня как гость, у нас выходной - и от воспитания выходной. У меня нет страха за его будущее: а вдруг он вырастет и всю жизнь будет есть неаккуратно? Не будет! Я знаю, я чувствую, я верю - все будет с ним хорошо. Некоторые педагоги советуют сажать детей до пяти лет за отдельный столик, потому что не всякий выдержит, когда в тарелку лезут пятерней (и хорошо если в свою, а то ведь и в чужую!), - не всякий это выдержит, но ведь и нельзя, чтобы завтрак сопровождался бесконечными: "Ешь аккуратнее! Ты почему все разбросал? Ну что же это такое! Вот, опять пролил! Позавтракать спокойно нельзя! Сейчас ты у меня получишь! Сейчас кое-кто у меня схлопочет!" Не в таких ли завтраках, обедах и ужинах с острой приправой в виде понуканий и угроз закладывается будущая язва желудка? Воспитание должно быть, напомню, антиязвенным.

Но и отдельно мальчика не посадишь - он год будет возиться. И чтобы не портить воскресное утро замечаниями и ссорами, я завожу речь о дяде Сереже, моем новом знакомом, - он и конструктор ЭВМ, и сочинитель сказок. Мы все давно ждали его в гости, и вот он сегодня впервые придет к нам.

Но мальчик настроен все делать наперекор.

Что-то, видимо, я не так сказал ему, какое-то раздражение он все-таки уловил в моем голосе, и вот следует мщение.

- Я не хочу, чтобы дядя Сережа приезжал к нам, - вдруг объявляет он, рассматривая макаронину на свет.

- Почему?

Подумал. Не сразу ведь придумаешь причину. Нашел:

- Потому что у нас тесно. У нас такие маленькие комнаты.

И вправду, не хоромы у нас, но все-таки дядя Сережа как-нибудь поместится. Я хотел было сказать: "Не болтай глупостей!" - но сдержался, решив, что это вовсе не глупость. Пойди придумай такой необыкновенный довод! Мне бы обнять, поцеловать и похвалить мальчика, заодно превратив все это в шутку. Но я возражаю серьезно:

- Мы же договорились с дядей Сережей. Все должно быть честно.

Он проглотил макаронину и задумчиво сказал:

- Я тебя ненавижу.

Вот те раз!

И так все время. Во мне словно двое воюют, воспитатель и просто человек. Любящий и раздражающийся. Любовь к мальчику борется с раздражением.

А говорят, не нужно никаких наук о воспитании, никаких книг о воспитании - надо ПРОСТО ЛЮБИТЬ детей.