- Он великодушием хочет совесть в подростках пробудить. А им плевать на его великодушие, им подавай гитару и поллитровку на троих.

Но Витченко верил, что именно великодушие пробуждает совесть, и знал, что придет время, когда его подростки будут стыдиться своей праздности, презирать лень и нерадивость, - так он пишет в своей книге "Встреча с юностью".

Чтобы ребенок вырос человеком, должен же хоть кто-то потратить на него душевные силы, отнестись к нему великодушно. Витченко стеной вставал, не давал уволить прогульщиков, бегал по милициям и прокуратурам, утешал в любовных страданиях, мирил с родителями. А как же иначе? Ну и останемся мы при высоких теориях воспитания, при нашей благородной принципиальности, но с пропадающим ребенком. Витченко, армейская косточка, человек, четверть века проживший в солдатской дисциплине, полковник в отставке, возвел в принцип: во что бы то ни стало обойтись без "ежовых рукавиц". Он возвеличил слово "заступничество", это слово великодушных людей... "Мы вправе спросить с подростка не более, чем спрашиваем с самих себя", - пишет он. И так Степан Степанович Витченко заступничеством своим и великодушием вывел в люди сто пятьдесят труднейших, совсем было пропавших ребят. Вот эффективное воспитание!

В детском доме Януша Корчака при разборе проступков выносили одно из двух определений: или признать невиновным, или простить.

Причем те, кого прощали, еще и сердились: все-таки их признали виноватыми.

Когда ребенок набедокурил, провинился, у нас есть две возможности: показать, что мы его меньше любим, что мы сердимся, негодуем; и показать, что мы по-прежнему или даже больше любим его, жалеем и разделяем с ним его неприятности. Тогда источником неприятностей и мучений совести будем не мы, родители, а сам проступок. Плохо то, что я плохо поступил, а не то, что родители узнали об этом и наказали меня. Родители всегда со мной в моих бедах.

Маму с дочкой-семиклассницей вызвали к директору школы. Девочка плохо учится, дерзко ведет себя, вступает в споры с учительницей. "Да, да, я вас понимаю!" - Мама кивает головой. Мама вздыхает, мама чуть не плачет, и девочка плачет. Но, выйдя из кабинета, мама смотрит на девочку, ей жалко дочь, и она... Она ведет ее в кондитерскую и покупает пирожное. Как назло, сюда же приходит и директор, видит эту антипедагогическую сцену.

Слышу: "Пирожные ей покупаете? А за что? Чем она заслужила? Тем, что мать опозорила? Что это за воспитание такое?"

Но мы относимся к детям не так, как к взрослым, по заслугам их, а как к детям, то есть великодушно. Дети потому и в радость нам, что только к ним мы можем относиться великодушно без особой опасности. Перебираю в уме все возможные детские прегрешения: какое из них нельзя простить? Не простишь, когда маленькие дети выбегают играть на проезжую часть дороги, когда спички берут... Вот, пожалуй, и все! Остальное можно принять, понять, простить. Умные мамы так и говорят самым маленьким детям: "Все можно. Все! Нельзя только "раз, два, три": подходить к плите, трогать штепсель, выглядывать в открытое окно. Все остальное можно!" Полное, бескорыстное, безусловное прощение трогает самое зачерствелое сердце и действует куда сильнее, чем наказание. Оно часто бывает и шоком: чем глубже вина ребенка, тем большее впечатление производит на него наше помилование.

Высший идеал человечества, всепрощение, не может быть воплощен в жизнь взрослых, до этого еще очень далеко. Но этот идеал должен быть воплощен в наших отношениях с детьми. Вырастут - научатся и наказывать, и мстить; но детство должно быть идеальным. Только в идеале истинная сила духа и источник мужества.

В одном доме пятилетний мальчик рос в окружении многих взрослых - мама, папа, тети, дяди. Каждый наказывал его, говорил: "Иди в угол". Он хмурился, но шел безропотно и лишь спустя какое-то время гордо кричал из угла: "Эй вы, прощайте меня кто-нибудь!"

Я знаю дом, где ребенок, пока дорос до пяти лет, до сознательного, можно сказать, возраста, разбил семьдесят две чашки. Их считали, потому что приходилось покупать все новые и новые.

И его ни разу не наказали и ни разу не накричали на него...

Если у вас запущенный мальчик, его не возьмешь злом, то есть наказаниями; его не возьмешь и добром; к нему не пробьешься обыкновенным душевным отношением. Ему нужно великодушие, только великодушное отношение в конце концов спасет его.