Для нас орудие одно,

Нам чувство дико и смешно,

- точнее не опишешь прием у Делового человека, у маленького наполеона, сражавшегося с проблемами. Да, он помогал мне, но я был для него лишь предметом его труда, если не орудием, и чувство по отношению ко мне было бы дико и смешно. Заметим, кстати, что для Пушкина слово чувство означает чувство к другому человеку, любовь, как и в языке народа. Человек не "двуногая тварь", человек имеет право на то, чтобы его чувствовали, человека нельзя использовать ни как предмет, ни как орудие - эта мысль Канта, видимо, была известна Пушкину.

Делового человека, повторю, можно и не осуждать - в конце концов, он работал, он испытывал чувство по отношению к работе, и кто знает, каков он в жизни. Но довольно часто встречаются люди, которые не работают, а живут по модели Делового человека. Они приходят в больницу навестить больного родственника, они желают ему выздоровления, они все готовы сделать для него, но в глубине души они желают не здоровья больному, а устранения этой жизненной неприятности - болезни человека.

Жалуются (и не первый век жалуются), что мы все стали прагматиками, разучились чувствовать. И в самом деле, мы стали относиться к чувству по-деловому, мы прославляем лишь то чувство, которое выливается в действие, полезное чувство. А чувство бесполезное по-прежнему дико и смешно. Лишь та любовь считается любовью, которая доказана делом, предъявила доказательства любви. Иначе любовь любовью не считается. И вот появляются на свете монстры, чудовища: доказательства любви - но без любви! Доказательства любви, которой нет!

В семейной жизни и в воспитании детей эта невидимая, тайная, скрытая от нас драма происходит на каждом шагу: родители предъявляют окружающим, школе и самим себе доказательства любви к детям, то есть совершают поступки, которые обычно совершаются под влиянием любви (заботятся о детях, ходят на родительские собрания, посещают с ребенком зоопарк, покупают мальчику все, что нужно, хлопочут за него) - но не любят! Они ведут себя как все, перенимая лишь внешние действия, без той внутренней работы, без того волнения, в котором и заключается вся сила воспитания. И даже не догадываются о том, что они что-то делают не так. Они любят не детей, а себя в образе родителей, им нравится быть хорошей матерью, честным отцом; и никак они не могут понять, отчего же сын вырастает бесчувственным человеком.

Да оттого, что отец был не отцом, а Деловым человеком в своей семье. Он не любил, а решал проблемы. Он жил вместе с сыном, но не переживал вместе с ним его, сына, жизнь. Он не воспитывал, а вел прием.

45

Быть может, секрет заключается в слове волнение?

Вслушаемся, какой замечательный образ скрыт в этом привычном понятии! Волны появляются, когда ускоряется течение жидкости. В данном случае эта жидкость - кровь человеческая, "волнение крови", "волнение в крови". Когда человек волнуется, кровь бежит быстрее, сердце бьется чаще, и это главный, непременный признак чувства. Говорят: "Чье сердце не дрогнет при виде:" Древние считали, что душа человека - в крови его.

Что волнует нас на самом деле? Неприятности, вызываемые детьми, или сами дети? Волнуют ли нас дети, когда у них нет неприятностей?

Волнение противоположно покою: "Беспокойное сердце", "Успокойся, не волнуйся", - говорим мы. Волнение связано с растратой энергии, с расходом души, а страсть, говорил Л.С.Выготский, - душевное мотовство, ведущее к банкротству психики. Чувство - не желание покоя самому себе, которое мы иногда принимаем за любовь к детям, а именно непокой, волнение, бесполезное волнение. Чувство бесполезно, оно ведь не реальное действие, а внутреннее. В одних случаях оно помогает работать, в других мешает; артисту оно необходимо, для канатоходца губительно.

Но при всех обстоятельствах чувство есть любовь, горячее желание добра и сближения.

Острое, волнующее, горячее желание добра другому безотносительно к себе - вот что такое чувство. Часто ли мы его испытываем? Даже по отношению к своим детям?