Не равны между собой старший и младший, академик и трехлетняя девочка, полководец и солдат. Однако есть в них что-то такое, что позволяет им, при определенных условиях, общаться, сочетаться душами, испытывать это "прямое благо".

Потому что души всех людей в известном смысле равны. Не равны ум, опыт, возраст, таланты, положение - во всех направлениях люди не равны между собой, а души их - равны. Более того, равны души живущих людей и тех, кто жил тысячу или пятьсот лет назад. Иначе мы давно перестали бы читать Гомера и Шекспира. Мы только потому и можем наслаждаться их книгами, что между нашими душами и душами их героев нет разницы. По уму мы разные, по знаниям - невообразимо разные. Войди сегодня в библиотеку Ньютон, он не смог бы прочитать учебник второкурсника. Мыслей в мире - миллиарды; знаний, если их исчислить в битах, - миллиарды в каких-то степенях; а чувств сколько? Древние насчитывали всего четыре: страсти, страх, печаль и радость. В "Евгении Онегине" эти четыре классических чувства перечислены совершенно точно:

Зато и пламенная младость

Не может ничего скрывать:

Вражду, любовь, печаль и радость

Она готова разболтать.

Нам могут быть не очень понятны желания другого человека, потому что и желаний - сотни, но все они действуют на нас с относительно одинаковой силой, которую мы и называем чувствами. Желания разные, а сила желаний, чувства одинаковы. В чувствах мы все равны.

В этом смысле равны человеческие души.

Кто назовет современное чувство, неизвестное шекспировскому герою? Его нет. Прогресса в чувствах, нарастания числа чувств или их объема - нет. Нет никакого свидетельства о том, что с гомеровских времен и до наших прибавилось или убавилось хоть одно чувство.

Конечно, греческий воин под Троей боялся не того, чего боится сегодняшний второклассник Вова из третьего подъезда. Но само чувство страха и у того и у другого - одно и то же. Конечно, шестидесятилетнего академика Александра Николаевича радует не то, что радует трехлетнюю девочку Надю; но сама радость, само их чувство радости в основе своей одинаково. Общение академика с Надей может не состояться лишь потому, что Надя превосходит академика: она умеет радоваться так, как ему уже недоступно, а всякое превосходство, мы видели, мешает общению.

Меняются в веках представления о безопасности и ценностях, да они и в каждое данное время различаются у разных народов, у разных людей, и Надино стеклышко дороже ей, чем академику его книга; меняются формы выражения чувств, меняется мода на чувствительность, но сам набор чувств остается общим для всех, с небольшими вариациями.

Все могут общаться со всеми, но не все умеют это делать, потому что не все взрослые нуждаются в общении - душа высохла, и не все могут снять с себя доспехи превосходства, разоружиться при встрече с человеком, открыться душой, почувствовать чужую душу равной, прикоснуться душой к душе и открыться такому касанию. Не у всех хватает просто-душия, способности чувствовать просто.

Собственно, в этом-то и состоит педагогический талант - в умении почувствовать в ребенке равного себе душой, в способности к душевному общению. Сказано: "Чтобы детей родить - кому ума недоставало?" Но можно сказать и так: "Чтобы детей воспитывать - кому ума недоставало?" Для воспитания детей нужен не великий ум, а большое сердце - способность к общению, к признанию равенства душ. Ум и способность к общению - разные качества, они могут не совпадать в одном человеке, и это объясняет, отчего лидером в классе становится отнюдь не отличник, а может быть, даже и вовсе неспособный к математике - у него есть дар общения. Для лидерства и для воспитания нужен дар общения. Чтобы принимать в педагогический институт, надо было бы каким-нибудь образом проверять дар общения. Будущему артисту нужен дар выражения своих чувств, будущему учителю нужен дар вчувствования - дар общения.

Общение с другим - это вчувствование в другого.