Соблюдение моральных норм связано, таким образом, со следующими тремя вещами. Первое — с честными намерениями и гармоническими отношениями между людьми. Второе — с тем, что можно было бы назвать наведением порядка внутри самого человека. И наконец, третье — с определением общей цели человеческой жизни; с тем, для чего человек создан; с тем, по какому курсу должна следовать флотилия; какую мелодию избирает для исполнения дирижер оркестра.

Философ Е. Трубецкой, размышляя о цели жизни, о том, для чего человек создан, писал:

«Вся жизнь наша есть стремление к цели. От начала и до конца она представляется в виде иерархии целей, из которых одни подчинены другим в качестве средств. Есть цели, желательные не сами по себе, а ради чего–нибудь другого: например, нужно работать, чтобы есть и пить. Но есть и такая цель, которая желательна сама по себе. У каждого из нас есть что–то бесконечно дорогое, ради чего он живет. Всякий сознательно или бессознательно предполагает такую цель или ценность, ради которой, безусловно, стоит жить. Эта цель или жизненный смысл есть предположение неустранимое, необходимо связанное с жизнью, как таковой; и вот почему никакие неудачи не могут остановить человечество в искании этого смысла».

ВОПРОСЫ

1. Е. Трубецкой пишет, что «у каждого из нас есть что–то бесконечно дорогое, ради чего он живет». Расскажите, пожалуйста, о том бесконечно дорогом, ради чего вы живете.

2. Как вы понимаете часто в жизни употребляемое выражение «мораль сей басни такова»?

3. Как вы понимаете выражение «аморальный поступок»? Приведите примеры таких поступков в классе, общественном транспорту, на улице.

4. Следующий раздел называется «Аморальный приказ». Не сделана ли в заглавии ошибка — может ли приказ быть аморальным?

9. В. Дегтев. Аморальный приказ

Шли мы тогда из Владивостока в порт Ванино. Рейс был последний в сезоне. Шансов успеть до ледостава почти не оставалось. Из Ванино сообщили, что у них на рейде уже появлялись льдины. Я недоумевал: зачем послали так поздно? Однако надеялся, что зима припозднится и удастся проскочить. Тихая и теплая погода в Японском море давала основания для таких надежд.

На борту у меня был «особый груз» — осужденные священники, настоятели монастырей, высшие иерархи. Надо сказать, однажды мне уже приходилось переплавлять заключенных — страшно вспомнить… В этот раз — совсем другое дело. Ни тебе голодовок, ни поножовщины, ни шума, ни крика. Охранники маялись от безделья. Они даже стали их выпускать на палубу гулять, не боясь, что кто–нибудь из осужденных бросится за борт. Ведь самоубийство по христианским понятиям — самый тяжкий грех. На прогулках святые отцы чинно ходили по кругу, худые, прямые, в черных длинных одеждах, ходили и молчали или тихо переговаривались. Странно, но, кажется, никто из них даже морской болезнью не страдал, в отличие от охранников, всех этих мордастых увальней, которые, чуть только поднимается небольшая зыбь, то и дело высовывали рожи за борт…

И был среди монахов мальчик Алеша. Послушник, лет двенадцати от роду. Когда в носовом трюме устраивалось моление, часто можно было слышать его голос. Алеша пел чистейшим альтом, пел звонко, сильно и с глубокой верой, так что даже грубая обшивка отзывалась ему. У Алеши была собака Пушок. Рыжеватый такой песик. Собака была ученая, понимала все, что Алеша говорил. Скажет мальчик, бывало: «Пушок, стой!» — и пес стоит на задних лапах, как столбик; прикажет: «Ползи!» — и пес ползет, высунув от усердия язык, вызывая у отцов смиренные улыбки, а охрану приводя в восторг; хлопнет в ладоши: «Голос!» — и верный друг лает заливисто и с готовностью: «Аф! Аф!». Все заключенные любили Алешу и его кобелька. Полюбили его и матросы, даже охрана улыбалась при виде этой парочки. Пушок понимал не только слова хозяина, он мог читать даже его мысли: стоило Алеше посмотреть в преданные глаза, и пес уже бежал выполнять то, о чем мальчик подумал.

Наш замполит, Яков Наумыч Минкин, в прошлом циркач, восхищался Пушком: уникальная собака, с удивительными способностями, цены ей нет. Пытался прикармливать пса, но тот почему–то к нему не шел и корма не брал. Однажды на прогулке наш старпом подарил Алеше свой старый свитер. С каждым днем заметно холодало. Мальчик зяб в своей вытертой ряске. Алеша только посмотрел Пушку в глаза — и пес, подойдя к старпому, лизнул его в руку. Старик так растрогался.

Возвращаясь к хозяину, пес ни с того ни с сего облаял Якова Наумыча, спешившего куда–то. Чуть было не укусил. Мне непонятно было такое поведение собаки. Однако на другой день все стало ясно. Я зашел к замполиту в каюту неожиданно, кажется, без стука, и увидел в его руках массивный серебряный крест. Яков им любовался… Крест был прикреплен колечком к жетону. Жетон был увенчан короной, на нем — зеленое поле, а на поле — серебряный олень с ветвистыми рогами, пронзенный серебряной стрелой. Яков перехватил мой взгляд. «А наш–то послушник, оказывается, князь!» — сказал он как ни в чем ни бывало и кивнул на крест с гербом.