При этом все исследователи в том или ином виде связывают развитие профессионализма со стремлением субъекта труда привносить в свою деятельность ценностные основания и осуществлять ее творчески. Достижение уровня творчества характеризуется как высшая степень развития личности в профессии. Многими авторами творчество характеризуется как высшее проявление профессионального мастерства: помимо упоминавшихся ранее, можно отметить также выводы В. С. Леднева, что для ряда профессий (врач, педагог, юрист) творчество является необходимым условием нормального функционирования [цит. по 103]; значение творческой деятельности и реализации творческого потенциала для развития личности у Н. Ф. Вишняковой [21], Е. Н. Шиянова и В. В. Колпачева [127] и др.

Здесь мы сталкиваемся со сложностью, вызванной тем, что понятие творчества не имеет общепринятого определения. Самое общее — как создание чего–то принципиально нового — плохо выполняет свою задачу, так как указанным словосочетанием возможно обозначить самые разные явления. В обиходе творчеством часто называется не сама деятельность, а ее результат (как объективация опыта, деятельности). Использование при рассмотрении проблемы творчества термина «креативность» (являющимся просто английским аналогом слова творчество, или творческая способность), в случае когда им заменяют понятие творчества, может свидетельствовать о попытке уйти от рассмотрения ценностных основ творческой деятельности, сосредоточившись исключительно на ее технологической стороне. Неопределенность понятия творчества сама по себе свидетельствует о неповторимости и уникальности этого явления, что и становится причиной трудно определимости его формальными методами и вызывает необходимость использования метафорического языка. Эта неповторимость имеет своей основой неповторимость человека как субъекта творческой деятельности, уникальность творческой личности.

Многие авторы указывают на то, что творчество является внешним проявлением особой ценностно–мотивационной установки (А. А. Деркач, Э. В. Сайко, И. А. Колесникова, Д. Н. Завалишина, К. Е. Романова, Е. Н. Пономарева, В. Н. Дружинин). Важным также является общее определение творчества как «взаимодействия, ведущего к развитию», данное Я. А. Пономаревым [91, с. 18]. Некоторые исследователи обращают внимание на то, что творчество подразумевает выход за пределы поля активности или за рамки системы [11, 78, 101]. Необходимо также привести мнение С. Л. Рубинштейна, указывавшего, что творчество предполагает не просто создание чего–то нового, но значимого с точки зрения культуры [99]. Т. В. Черникова рассматривает творчество в трех аспектах: как создание новых по замыслу и исполнению материальных и культурных ценностей, как решение нестандартных задач, а также как самовыражение — актуализацию человеком своих личностных потенциалов [123].

С учетом всех этих определений, И. А. Колесникова приходит к совершенно обоснованному выводу о том, что творчество необходимо рассматривать не просто как уровень развития профессиональной деятельности, но и более широко как «способ бытия в профессиональной сфере» [78, с. 60].

Таким образом, можно прийти к выводу о том, что упоминавшаяся в начале раздела вторая составляющая профессионализма связана не столько со способом деятельности, сколько в целом со способом осуществления бытия конкретным человеком. Именно способ бытия в профессии проявляется в качестве личностных оснований профессиональной деятельности.

1.3 Иметь, казаться или быть: модусы бытия

Остановимся подробнее на только что упомянутом понятии способа или, иначе, модуса бытия. Как видно из разделов 1.1 и 1.2, это понятие является удобным представлением для того, что мы назвали второй составляющей профессионализма. Будучи сравнительно широко представленным в отечественных и зарубежных психологических исследованиях, оно дает возможность обратиться к антропологическим основам проблемы развития профессионализма.

Тема способов осуществления бытия (модусов) разрабатывалась разными авторами на протяжении XX века. Среди разнообразных подходов и определений наиболее интересными в рамках рассматриваемой проблемы представляются версии X. Ортеги–и–Гассета и Э. Фромма, писавших о двух базовых способах человеческого существования — в модусе обладания и в модусе бытия. Эти способы определяются ими как антагонистические. Ортега–и–Гассет применяет для их обозначения словосочетания: «человека–массы» и представителя духовной элиты. Для первого характерно стремление к обладанию жизненными благами, для второго — служение высшему, альтруизм, стремление к творчеству [86]. Э. Фромм прямо связывает отказ от нацеленности на обладание, от эгоцентризма и себялюбия с вступлением человека в сферу подлинного, не призрачного бытия [117]. Тему служения в своих работах поднимал и нидерландский историк и теоретик культуры И. Хейзинга, писавший, что «искоренение понятия служения из народного сознания было самым разрушительным делом поверхностного рационализма XVIII столетия» [119, с. 37]. Он же указывал на возможность существования самой культуры только в случае, если определяющий ее направленность идеал выше интересов общества. Ориентация на этот метафизический идеал характерна для подлинных творцов культуры [5]. Русский философ С. Л. Франк писал, что, отдавая себя служению высшему и абсолютному благу, человек обретает себя и открывает смысл своей жизни [116]. В современных исследованиях модус обладания иногда разделяют на два: модус обладания и модус социальных достижений.

Модус, или способ бытия, осознанно и сознательно реализуемый личностью, характеризуется ее ценностной ориентацией [77, 130].

С целью выявления этой ориентации И. В. Калинин и Ю. В. Резниченко, развивая модель Э. Фромма, вводят дополнительный вектор «подлинности», выявляющий скрытую ценностную ориентацию модуса существования [55, 56[. Ценностная ориентация может быть направлена либо к вещи, либо к цели, либо к смыслу (Ф. Е. Василюк, В. И. Слободчиков). Дополнительное разделение модуса обладания на две составляющие (обладания и достижения), фактически приводит их в соответствие с этим трехчастным разделением ценностных ориентации.

Обобщая характеристики модусов, приводимые разными исследователями, можно выделить для каждого из них следующие характерные признаки (ср. [112]):

1. Модус обладания. Наиболее значимым проявлением является отношение ко всему, что не является самим деятелем, как к средству удовлетворения своих потребностей: самовыражению, самоутверждению. Самоутверждение определяется количеством имеющихся у деятеля вещей, друзей, информации и т. д. При этом характерно нежелание изменения самого себя и своей деятельности. В профессиональной деятельности деятель также стремится ограничиться вещными или вещеподобными результатами и оградить себя от необходимости личного участия в профессиональных ситуациях (личного «включения» в ситуацию, проблему и т. п., возникающие в ходе осуществления профессиональных обязанностей). Основной конфликт, который имеет место в случае осуществления профессиональной деятельности в модусе обладания, определяется как «Я и Другие».

2. Модус социальных достижений (или просто достижения). Является вариантом первого модуса с тем отличием, что самоутверждение выражается в выявлении и проявлении собственной значимости и своей уникальности. Чаще всего проявляется в стремлении к социальному статусу и должности или в стремлении к профессиональным достижениям. Оба они сходятся в стремлении к превосходству над другими. Власть при этом становится не самоцелью, но средством для обладания ее атрибутами. В профессиональной деятельности этот модус требует ведения деятельности в группе, что создает условия для проявления своей значимости и уникальности и признания их со стороны окружающих. При этом требуется наличие определенных отношений в группе, которые деятель постоянно стремится воспроизводить, превращая тем самым свою деятельность в беспроблемную, в том числе создавая у себя позитивный взгляд на себя, как на профессионала. Выходя из одной группы, деятель стремится войти в другую. Основной конфликт, который имеет место в данном модусе, — «Мы и Они».