— маски, а из-за длинных плащей не видны кисти рук. Но он остался в сырой и холодной Англии, где пристально всматриваются в прохожих, где шансы быть не узнанным стремятся к нулю. Впрочем, оставим его — ученого, желавшего получить власть над миром, но бесславно погибшего. Оставим в покое человека-невидимку. Вернемся к нам, теряющим лицо.

Первыми «теряются» глаза. Они выцветают, блекнут, становятся овечьими. На фотографиях они зловеще краснеют, отражая свет вспышки, но в повседневной жизни они мутны, как яичный белок. Одна из причин бесцветности — эти глаза редко бегают по строчкам. Люди перестают читать. Не от того, что заняты весь день тяжелым трудом, и не от того, что не обучены грамоте. По причине специфической внутренней пустоты перестают читать люди.

Просто пустота — это прекрасно. Кувшин полезен пустотой. И Вини Пух пел: «Вот горшок пустой, он предмет простой. Он никуда не денется». То есть пустоту можно полезно наполнить. Но современный человек пуст специфически.

Он агрессивно пуст. Он пуст так, что его не наполнишь. Вроде бы ничего в нем нет, а начнешь лить в него масло ли, молоко ли — не льется. Пустота отвердевает и выталкивает благородное заполнение. Как сквозь невидимку было видно стену напротив, но попробуй прикоснись к этой стене

— столкнешься с живым телом, так и человек сегодня. Тот — человек-невидимка, а этот — пустышка-невместимка.

Он пуст, бедняга, как барабан, как высохший колодец, как банковский счет абсолютного банкрота.

Но попробуй наполнить его, и не получится. Столкнешься с тем, чему нет имени, и отступишь не солоно хлебавши. Учителя знают, о чем бишь я. И проповедники знают. И психологи знают.

Я вздыхаю и грызу колпачок шариковой ручки. Читать надо. Были бы мы чуть менее деревянными, эти слова не стоило бы произносить. Не произносим же мы «дышать надо», а просто дышим. Но в деревянном мире банальности становятся пророчествами. Читать надо. Например, Батюшкова (Вечер у Кантемира), или Йозефа Рота (Марш Радецкого), или что-то еще. Потом можно будет вынуть из памяти воспоминание о тексте и смысле целым куском: вместе с воздухом летнего дня, вместе с шумом из кухни и усталостью от прошедших праздников, вместе с желанием куда-то на время исчезнуть.

1878 “Штаты превратились в несвободную страну”

Известный священник, протоиерей, — о Америке, похожей сегодня на СССР накануне распада, о нашей диаспоре, о Павликах Морозовых, о том, чем опасны однополые браки и почему Штаты перестали быть страной мечты.

— Отец Андрей, мы слышали, что вы побывали в США и были поражены многим увиденным там. По сути, для вас развеялись многие мифы, присутствующие у украинцев в отношении этой страны.

— Я впервые побывал в Штатах. Маршрут моих путешествий случайно совпал с «местами славы» Аль Капоне. В Чикаго он начал свою деятельность, а закончил в Сан-Франциско, в тюрьме Алькатрас. Мое путешествие тоже началось в Чикаго, а завершилось в Сан-Франциско. Правда, не в тюрьме, слава Богу, а в Форт-Россе, бывшем русском поселении, воспетом в опере «Юнона и Авось». Я ехал в США с неким страхом и трепетом. Сегодня мир очень американизирован и голливудизирован, ходит в джинсах и жует жвачку. Потому, чтобы понять этот мир, нужно понять и саму Америку. Могучая христианская империя, эдакий новый Рим, который прошел период республиканской свободы и вошел в стадию имперского загнивания. Владеющий всем и потихоньку умирающий. Еще хватает легионов на границах, но уже не хватает ума в головах. Основной вывод