Так бывает за столом: глаза бы ели, а желудок уже не вмещает. Так бывает и со знаниями, и с впечатлениями. Еще бы жадная душа ела, но голова отказывается мыслить адекватно. Полна коробочка. К тому же ноги, те самые, что волка кормят, грозят прийти в негодность от усталости и отказаться двигаться. А других у меня нет. Да и те, что есть, не очень здоровы. Всё, что я так хотел увидеть, я увидел за один длинный день, и благодарю Христа, ведущего меня по жизни за руку. Перед сном вспомнилось скульптурное изображение Ангела с мечом в Дуомо. Он словно выходит из стены, держа в одной руке меч, а в другой - весы. Весы натуральные. Они покачиваются от движения воздуха, словно на них сию же секунду взвешиваются невидимые души. И еще вспомнился образ святого с черепом в руках, возможно - Иеронима. На Западе такие изображения в чести. Под приятное гудение отдыхающих ног в голове сложились строчки:

Поставьте череп на своем столе,

Зажгите свечку, но не восковую,

А сальную. Откройте фолиант С застежками из самой грубой кожи.

Пока свеча рождает слабый свет,

Читайте вопли Иова, псалмы И грустные реченья Когелета.

За разом раз бросайте взгляд на череп -Он вам оскалится улыбкой костяной,

И вдруг покажется, что он моргнул пустым Отверстием чернеющей глазницы.

Свеча погаснет - закрывайте том И спать ложитесь. Страшных снов не будет.

Пусть страшное безбожнику приснится,

Чтоб утром совесть с телом пробудилась...

1960 Петрович

Мужественных людей видели все. Все видели пилотов, гонщиков, боксёров, космонавтов, парашютистов. Видели хотя бы по телевизору. В их деле без мужества никак. Но и в обычной жизни мужество — качество полезное. В случае угрозы мужественный человек идёт на врага молча и спокойно, и при некотором умении бить у мужественного человека может получиться зрелищный нокаут.

Но что если враг — не мужчина — и умение бить не спасёт? Что если враг и не женщина — и его не размягчишь цветами и комплиментами? Что если враг вообще не человек, но нападает на тебя вполне конкретно и воюет без передышки? Если враг — болезнь? В этом случае говорить о мужестве тяжелее, чем в случае с парашютными прыжками или спаррингами в подворотнях.

Вы видели мужественных больных? Я вспоминаю одного.

Я зашёл к нему в дом по просьбе его жены. Алексей Петрович — так его звали — лежал на широкой и чистой постели в большой и ухоженной львовской квартире. За окнами шумел, вонял, трезвонил и гудел клаксонами раскалённый летним солнцем каменный город с дефицитом зелени и узкими улицами. С горячих крыш вспархивали голуби. Жидкие облака летели по небу, словно желая побыстрее покинуть городскую черту. А здесь, на втором этаже углового дома, было прохладно и чисто, сиял паркет (явно австрийский, а не современный), в клетке урчал и грыз прутья попугай с пёстрым хохолком, и в широкой постели лежал хозяин — разбитый параличом мужчина лет сорока пяти.

Я причащал его в первый приход. Потом соборовал и снова причащал. Но главное — мы общались. Петровича парализовало после автомобильной аварии. От него сразу ушла жена, сказав, что она ещё молода и хочет «жить, а не ухаживать за овощем». Пожить ей Бог судил недолго — разбилась насмерть очень скоро в другой автомобильной аварии. С Петровичем теперь жила другая женщина, настоящая жена и подруга, способная полюбить там, где большинство способно только убегать. Когда мы познакомились, его тело было мертво в части ног. Руки действовали, и с боку на бок он переворачивался ещё самостоятельно.

Алексей Петрович любил порядок, жена его чисто брила, регулярно массировала и вообще держала в доме какой-то немецкий ordnung с налётом славянской душевности. Удивительным было то, что больной самостоятельно зарабатывал. Он, будучи профи в сфере юридической, выдумывал и отшлифовывал какие-то схемы отправления людей зарубеж, открытия и закрытия бизнеса, чего-то ещё, чему я имени не знаю. Дом его полнился приходящим и уходящим людом. Скучно не было.

Руки Петровича работали неодинаково. Правая гнулась и слушалась гораздо хуже левой. Левой рукой он нажимал на кнопки телефона и то и дело прерывал наши беседы приёмом звонков и точечной консультацией. Он поразил меня тем, что на его месте тысячи людей сдулись бы, как воздушный шарик, сморщились бы и улетели в форточку, озлобились бы на весь мир. А наш пациент был бодр, как «морж» после выхода из проруби. Я помню, как однажды моя душа перед пробуждением — это странное время между сном и бодрствованием — ощутила себя в таком вот полупарализованном теле. Помню, с каким ужасом я проснулся и стал шевелить, двигать ногами, руками, корпусом и головой.

Проблема усложнялась тем, что болезнь прогрессировала. Паралич распространялся, как клякса по промокашке, превращая тело Петровича сантиметр за сантиметром в подобие дерева. А он был всё так же весел и бодр. Он был мужествен. По-настоящему.