Letters (Issues 1-8)

Благослови вас Господи всяким благословением, и матушку, и деток.

Прошу ваших молитв.

Ваш богомолец Е. Феофан. 15 апреля 1879 г.

232. О том же

Ваше Высокоблагословение, Достопочтеннейишй отец протоиерей! Милость Божия буди с вами!

Что если это последовало от гнева на молчание мое? Это ужасно беспокоит меня".

- По делом. И прибавить еще надо - столько же, пол столько и четверть столько.

Я уже собирался жалобу писать Моршанскому благочинному, но, зная, какая у вас с ним стачка, остановился.

Се - баснь! Дело же было так. Все собирался; но тут же приходили вопросцы: да, полно, ехать ли. Дальше, да дальше и наконец решено не ехать.

Новой ревизии подвергнуть глаз побуждало меня наипаче то, что, когда станешь смотреть на бумагу, или книгу одним правым глазом, то на них падает желтый оттенок. Ну, подумалось, желтая вода! И начал суетиться. Но потом вместо желтого оттенка стал появляться синеватый, а теперь кажет беловатый, будто молоко пролито на бумагу. Из сего я заключил, что сии оттенки суть следствия естественного созревания катаракта. Стало быть не зачем в Белокаменную ехать! Ох! как я тяжел на подъем! Уселся в своей конуре как паук и плету свои паутинки. А все леность - моя неотвязная благоверная, с которою сочетался я с самого детства.

Посылаю вам еще книжку, которую вы, верно, уже иногда просматривали по частям.

Всем вашим мой усердный поклон и полные благожелания.

А что же глаз-то? Глаз умничек смирненький, тихенький, и мне сдается, что он не любит прогресса, оставаясь будто все в том же положении.

Спасайтесь! Благослови Господи ваш путь в Москву.

Ваш усердный богомолец Е. Феофан. 9 июля 1879 г.

233. Сведение о своей поездке в Москву для лечения больного глаза

Ваше Высокопреподобие, Достопочтеннейший отец протоиерей! Милость Божия буди с вами!

Виноват! Кругом виноват! Прошу прощения!

С самого возвращения из Москвы все собирался писать к вам, и все по лености своей откладывал. Хорошо, что вы разбудили меня, а то не диво, что и теперь все бы спал.

К Успению приезжали красавицы Богу молиться. Евлампий разговорился с ними, что-де в Москву собираемся. А! как в Москву, так к нам. Мы довезем до Сарая, а с Сарая обратно возьмем. Как было отказать?! Вот и поехали. И съездили, 16-23 августа.

В Москве мы пробыли двое суток с 10 ч. утра субботы до 5 1/2 ч. вечера понедельника. В субботу вечером была докторская ревизия. Утро воскресенья - богомолье. Вечер - у владыки. Утро понедельника - сборы. Вот и все.

Что доктор? Смотрел с час и порешил, что у меня катаракт, но какого-то особого рода, которого не лечат, которому и операции не делают. Так, говорит, останется. Что операции не делать, очень рад; а что так останется, не должно быть радостно. Это похоже на то, что глаз пропадет. Но посмотрим. - Доктор был Крюков. Глаз слабеет.

Владыка ничего - как быть, все по старому. Останавливался у Афонцев, чтобы скрыться и никого не беспокоить. Но Владыка сказал, что и у него хата была приготовлена. Владыка был на даче, за городом.

Писать к вам собирался я еще и потому, что нужду и долг имею поблагодарить вашего предводителя дворянства г. Ильина. Он схлопотал нам в Ряжске особую каютку, чтобы укрыть от очес призора, и после в вагонах особое купе. Очень ему благодарен, равно и начальнику станции и тому доброму джентльмену, у которого мы просидели с час. Понуждаюсь им засвидетельствовать мою благодарность и для сего прилагаю три экземпляра "Пути ко спасению". Прошу передать г. Ильину, а его прошу доставить по книжке и ряжским моим благодетелям.