Не хватило ума и у нашего яснополянского гения. Это какое-то проклятие. Вначале кто-то, как Некрасов, мечтает в кабаке о народном счастье. Другой, невинный и беззащитный (разумею Чернышевского), строит теорию о Хрустальном городе будущего. Третий (Толстой), умученный совестью, направляет силу ума в ложное русло. А уже потом, когда первый, второй и третий лежат в могилах, приходят практики, вооруженные их теориями и «пошла, засвистела машина...» Летят головы, воцаряется хаос, приходят к власти негодяи, и у адвокатов покойных гениев нет аргументов защиты, кроме беззубого «они ж зла не хотели»

Думать надо заранее. Не только думать, но и додумывать до конца. Сжигать беспощадно надо иные свои творения, как делал блаженной памяти Николай Васильевич, вместо того, чтобы влюбляться в каждую свою мысль и выбрасывать этих уродцев, этих мысленных выкидышей и недоносков в мир живых людей. Так что анафему снимать нельзя. Мегера у Крылова так и говорит:

А сколько впереди еще родится

От книг твоих на свете зол!

Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера! -

Сказала гневная Мегера

И крышкою захлопнула котел.

Но «Анну Каренину» читать надо. И «Севастопольские рассказы», и «Войну и мир», и «Смерть Ивана Ильича». И еще многое другое, потому что анафематствованный покойник обладал Божественным даром. Этот дар он воплощал и реализовывал в правильном направлении долгие годы. Одни лишь эти могучие, правдивые, масштабные или малые, но красивые и искренние полотна могут лечь на вторую чашу весов в День Суда.

Пушкин это «наше все». Достоевский это наш пророк всемирного масштаба. А Толстой это наша трагедия. Это большое дерево, росшее на вершине горы и долго дарившее тень и защиту многим. Но потом рухнувшее и поломавшее по пути вниз сотни и тысячи маленьких деревьев.

Маленькому человеку Бог нужен, чтобы не отчаяться. Большому человеку Бог нужен, чтобы не осатанеть. Маленький человек кланяется не только Богу. Он привычно кланяется всем, кто выше и значительнее его. Бог для него - Утешитель в мире скорбей. А вот большой человек, человек никому не кланяющийся в мире людей, должен непременно Богу поклониться. Иначе омрачится, как диавол, и заразит многих дыханием своих соблазнительных идей. Ни на ком из наших писателей эта мысль так не очевидна, как на писателе, одетом в косоворотку, отказавшемся от мяса и, вместе с мясом зачем-то отказавшемся от Христа и Его Евангелия.

850 Иоанн: русский святой Греческой земли

Есть на Руси святой, к имени которого добавлено слово «грек». Это Максим, образованный монах, приехавший на Русь заниматься переводом священных книг. Неласково поступила с ним новая родина. Оклеветали, осудили и, по сути, сгноили в тюрьме. Максим всё перетерпел, смирился и с молитвой на устах покинул скорбную землю. На стене темницы оставил надпись «Благословен смиривший мя».

И есть в Греции святой, к имени которого добавлено слово «русский». Это — Иоанн Русский, исповедник. Греки не были к нему так суровы, как русские к Максиму. Когда Иоанн жил на земле, греки сами стонали под гнётом турок и насущный хлеб смачивали слезами.