Мужчину всегда ждёт впереди что-то помимо семьи, что-то историческое, или псевдо-высокое, или вовсе обманчивое. И он, повинуясь обстоятельствам, ежедневно оставляет её и ныряет в двери вагона. А она остаётся умирать, хотя никто не увидит трупа и не вызовет «скорую». Если бы она была Дидоной, то на вокзале запылал бы погребальный костёр, огонь которого жёг бы слабее, чем огонь разлуки.

Вокзальные стены впитали этот запах незаметных страданий, как свитер или рубаха впитывают в себя запах владельца. И разве нужна ещё какая-нибудь мистика, чтобы ум удивился, а сердце заныло жалостью?

Совсем по-иному обстоят дела на маленьких провинциальных вокзалах. Там холодные и полупустые залы ожидания. Там скудно меню в буфете. Там кресла тверды и неудобны. На этих вокзалах тоже разыгрываются страсти, но эту игру тяжелее представить и ещё тяжелее заметить. Если случится ждать поезда в подобном месте, то лучше всего, обняв дорожную сумку, спать.

Сон. Что это? Где гуляет моя душа, какие ветры ерошат ей волосы, когда тело беспомощно распласталось или, наоборот, скрутилось в позе зародыша? Был бы сон простым явлением из области физиологии, разве Бог являлся бы столь часто великим людям во сне?

Вот Иаков спит, положив камень под голову, и видит Лестницу, достигающую неба.

Вот Иосиф видит множество снов, из-за которых братья решаются его убить. И снова, в земле изгнания, он видит судьбы сокамерников во сне, и эти сны сбываются с точностью. Вот, выйдя из темницы, он спасает Египет от голода, толкуя фараоновы сны о семи тучных и семи скудных годах.

А вот тёзка его, живший много лет спустя и оберегавший Пречистую Деву, принимает многократно вразумление во сне от Ангела. Не бойся принять Марию, жену твою. Встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет.

Только начни перечислять случаи чудесного вразумления во сне, и пальцев не хватит.

Значит ли это, что надо читать сонники, ждать ночных посещений, засыпать с желанием что-то увидеть? Да, конечно, при условии, что ты — неисправимый глупец, и грош цена твоему примитивному любопытству.

Нужно просто ложиться спать, а уж если будешь целомудрен, как Иосиф Прекрасный, или смирен, как Иосиф Обручник, то Владыка неба и земли скажет тебе что-то на ухо, или покажет, чему надлежит быть вскоре. А может, и не покажет. Это Его дело. Он — Господь. Ты же, главное, спи, спи. Без сна нельзя. Без сна можно с ума сойти. А сном можно спасаться от уныния, от душевных перегрузок. Во сне можно летать, можно повидаться с интересным человеком, вернуться в детство и походить по залитым солнцем улицам, на которых обычные дома высоки, словно небоскрёбы.

Воздух свеж и мир огромен в той стране, из которой мы вышли, — в детстве. Все хотели быстрей повзрослеть. Все мальчики именно поэтому пробовали курить и бриться раньше появления первого пушка на щеках. Все девочки именно поэтому надевали мамины туфли и портили помаду, делая нелепый, несвоевременный макияж. Но потом все повзрослели, и мало кто этому сильно обрадовался. Когда детство улетает, когда его уход неумолим, как бегство Амура из объятий Психеи, тогда люди плачут. Они плачут на выпускном вечере и потом при встрече восхода. Или они плачут после. Но всякий раз, плача, они сами не знают, почему из глаз течёт солёная вода, а грудь сжимается до боли.

Разве это не подобие смерти? То есть не подобие ли это некоего перехода из одного качества в другое? Разве можно не плакать девушке, когда расплетают ей косы перед первой брачной ночью?

И жених любим, и сей день желанен, но плачет, бедная, и не может ни слёз своих понять, ни остановиться.

Хорошо тому, кто знает, о чём речь. Плохо тому, кто скакал в постель так смело, как скачут в воду с вышки спортсмены. Причём до всякого брака, без мысли о браке, презирая брак по существу.